Alia

Это краткий доклад, который я сделала 21.10.2021 на научно-практической конференции в музее ковра в Баку. Я представила там свой валяный ковер с названием "Зухра -небесная музыкантша". Зухра – небесная музыкантша Ковер «Зухра – небесная музыкантша», первая часть диптиха «Абу Машар и его учение», выполнен по мотивам иллюстраций к книге среднеазиатского астролога Абу Машара « Китаб-аль -Мавалид». Поскольку тема этого ковра необычна, она нуждается в подробном предисловии. На идею меня натолкнула иллюстрация в детской книге по истории живописи, изданной в Германии. Это страница из «Китаб аль-мавалид» («Книга рождений»), сборника гороскопов, написанных в 9 в. Данная копия, выполненная в 15 в., хранится во французской национальной библиотеке. Автор книги Джафар ибн Мухаммед ибн Омар аль-Балхи, прославившийся под именем Абу Машар, родился 10го августа .787 г. в городе Балхе. Это современный Мазари-Шариф на севере Афганистана. Вероятно, он приехал в Багдад в первые годы халифата аль-Мамуна). Там его деятельность была связана с Домом Мудрости, первым исламским университетом. Он был знатоком хадисов, а астрологией начал заниматься лишь в 47 лет, стал очень успешным практиком данного искусства и объехал весь Средний Восток. Абу-Машара называют неоплатоником потому, что он придерживался доктрины Платона о том, что душа человека нисходит со сферы света в земную сферу, откуда стремится вновь вернуться к своему источнику. Для того, чтобы вернуться, ей нужно пройти сквозь небесные сферы, поэтому и наука, и религия побуждают нас изучать движения и характеристики звезд и планет. Таким образом, астрономия и астрология определяют человеческую жизнь. Абу Машар жил в течение десяти лет в Бенаресе, образовательном и культурном центре, протянувшемся вдоль западного берега Ганга на пять километров. Кроме священных текстов в Бенаресе изучали астрологию, астрономию, грамматику, живопись, биологию и зоологию. Абу Мащар изучил там индийскую астрономию. Во второй половине своей жизни он был математиком, астрономом и астрологом и служил многочисленным правителям индийских государств, Аббасидам и другим арабским властителям. Абу Машара прозвали «Князем астрологии». Он умер 9го марта 886 г. в Багдаде, немного не дожив до 100 лет. Хотя Абу Машар и не был новатором, его практические руководства по обучению астрологов оказали сильное влияние на интеллектуальную историю мусульман, а через переводы – и на историю Западной Европы. Многие работы Абу-Машара были переведены на латынь и изданы в Европе в эпоху средневековья и оказали существенное влияние на развитие европейского естествознания. Его книга «Введение в науку о звездах», написанная в Багдаде в 848 году и переведённая в 1140 году на латынь Германом Каринтским под названием «Introductorium in astronomiam Albumasaris Abalachi octo continens libros partiales», была первым европейским изложением астрологии. Она была напечатана в 1489 году немецким издателем Эрхардом Ратдольтом в городе Аугсбурге. Сохранилось несколько старинных западноевропейских изображений Абу Машара, одно из них находится на астрономических часах, установленных в 14 веке в церкви Св. Николая в немецком городе Штральзунд. В числе самых популярных астрологических произведений Абу Машара книга «Китаб аль-мавалид» («Книга рождений»), полное название которой «Китаб мавалид ар-риджал ва-аль-нисах» («Книга родов мужчин и женщин»), написанная в 9 веке. Кстати, свои книги деятели исламского Ренессанса уже в 9 в. писали на бумаге, изобретенной китайцами. До нас дошли копии «Китаб аль-Мавалид», сделанные в 14 и 15 вв. Некоторые главы из этой книги скопировал около 1390 г. шейх Абд аль-Хасан ибн Ахмад ибн Али ибн аль-Хасан аль-Исфахани и включил их в «Китаб аль-Бульхан» («Книга Чудес») — арабский магический гримуар 14 в., в котором есть разделы по астрономии, астрологии, талисманам и гаданиям. Также в нем приведена подробная классификация родов, классов и видов джиннов, с заклинаниями и печатями для их вызова и подчинения. Книга богато украшена цветными иллюстрациями с изображениями созвездий, демонов и диковинок разного рода. Иллюстрации, вероятно, выполнены самим аль-Исфахани. Долгое время рукопись существовала лишь в единственном экземпляре. Однако в конце 16 века османский султан Мурад III распорядился сделать две копии для своих двух любимых дочерей – Айши-султан и Фатимы-султан. Правители исламских стран были увлеченными коллекционерами и высоко ценили живописцев. Художники работали совместно с ремесленниками в своих ателье и имели доступ к лучшим библиотекам мусульманского Востока. Каллиграфия ценилась очень высоко и каллиграфов ставили наравне с художниками. Вначале один и тот же человек переписывал и иллюстрировал книгу, потом произошло разделение труда: выделились отдельные профессии – каллиграф, иллюстратор, позолотчик, переплетчик. В настоящее время оригинал гримуара утерян, а списки хранятся в Библиотеке Пирпонта Моргана в Нью-Йорке и Национальной французской библиотеке в Париже. В »Китаб-аль-мавалид» даются гороскопы, иллюстрации изображают планеты в разных констелляциях, которые отвечают за судьбы людей. Согласно космогоническим представлениям древних арабов, существовало семь небесных сфер, расположенных одна внутри другой: первая - Камар /Луна, вторая - Утарид/ Меркурий, третья - Зухра /Венера, четвёртая - Шамс /Солнце, пятая - Маррих/Марс, шестая - Муштари/ Юпитер и седьмая - Кайван /Сатурн. Луну и Солнце, которые тоже причисляли к планетам, называли Наййиран – «два ярких светила». Остальные пять планет называли Кавакиб ал-мутахайй ира – «блуждающие светила». О том, как Зухра попала на небо, говорится в Коране (Сура 2, аят 102), а поэтическое описание этой истории мы находим в «Илахи-наме» («Божественная книга») персидского суфийского поэта и прозаика шейха Фарид Ад-Дина Аттара, жившего на рубеже 12го и 13го веков. Его настоящее имя Абу Хамид Мухаммед ибн Абу Бакр Ибрахим. В разделе «Илахи-наме» «Второй сын. Беседа шестая. Рассказы 1-4» Сулейман ибн Дауд рассказывает своему сыну притчу о Харуте и Маруте. «Он говорит, что сначала были они ангелами на небесах, не знали ни алчности, ни похоти, ни опьянения. Но потом исполнились они печали, как дивы. Когда Бог создал Адама, в их душах вспыхнул огонь. Они пришли к престолу Господню и открыли свои сердца. Они пожаловались, что потомство Адама предалось блуду и убийству и царство земное наполнилось смятением. Сочли они себя лучше человека и такая гордыня их погубила. Бог послал их в Вавилон, столицу мира. Там увидали они лицо прекрасной музыкантши Зухры и перечеркнули пером свое собственное спасение. Харут и Марут влюбились в нее и все забыли, днем не знали покоя, ночью не спали. Пришла к ним Зухра и потихоньку сказала на ухо тому и другому: «Если вы любите меня настоящей любовью, да будет вам запретен всякий приказ, кроме моего. Бунтуйте, творите блуд, убивайте и пейте вино! Если хотите иметь меня подругой, научите меня Высшему Имени Бога». До этого не творили они блуда и не убивали, но, выпив вина, сотворили блуд и убийство. Выдали Зухре Высшее Имя и, как камень, упали в колодезь горя. Когда Зухра узнала Высшее Имя, оно опалило ее, как пламя. Она произнесла это Имя и вознеслась на небо, месяц стал ее привратником, солнце — стражем». Зухра была вознесена на третье небо. Поэтому в мусульманской астрологии утвердилось мнение, что планета Венера (Зухра – А.Т.) «указывает на любовь к музыке и игре на музыкальных инструментах». Остались Харут и Марут на земле, преданные на поругание врагам, опьяненные, отчаявшиеся. Судьба решает быть ли добру или злу, и не могли они остановить ее решения, когда пили вино. Когда очнулись оба от опьянения, отчаялись они в своей жизни. Вздыхали они, и вздох их летел, как язык пламени с дымом, — если дело погибло, разве вздох тут может помочь? Харут и Марут обратились к Сулейману ибн Дауду. К нему пришли они искать прощения, т.к. грешить - удел рабов, прощать - удел царей. И сказали они: «Так стыдимся мы дел своих, что не решаемся даже воззвать о прощении. Назначь нам кару здесь же, ибо там нет ни вчера, ни сегодня, ни завтра». Они предпочли муки в этом мире, потому что муки этого мира кончатся, а все то, что будет в том мире — воздаяние и возмездие — будет длиться вечно и не кончится никогда. И получили они свое наказание: в Вавилоне в горе Демаванд под землей висят они в колодце вниз головой. От их рта до поверхности воды расстояние лишь в лезвие меча, но до воды им не достать. Приходят люди в Вавилон на край колодца учиться на рассвете колдовству. Учатся у них, чему хотят, творят насилие и неправду, сколько хотят». Харут и Марут объясняют людям, что это тяжкий грех и признак неверия, а сами они являются лишь испытанием от их Господа. Однако те, кто не внимает советам и предупреждениям, получают от них полные знания о колдовстве, тем самым лишая себя любых оправданий в Судный день. Изображение планеты Зухра взято из хранящегося во французской национальной библиотеке манускрипта 15 века, сборника гороскопов, составленного Абу Машаром. К каждому гороскопу прилагается иллюстрация. Лица Луны и Солнца, которые в исламской астрологии причисляют к планетам, изображаются внутри кольца. Другие планеты изображены в виде человека. Судьба человека зависит от того, как расположены планеты на небе в момент его рождения. На этой иллюстрации изображен гороскоп Тельца, рожденного во втором декане этого знака. Его планеты-покровители Зухра и Луна. Внизу пять изображений планет: слева Кайван (Сатурн), второй справа Маррих ( Марс) с отрубленной головой в руке, в центре Муштари (Юпитер), затем Утарид (Меркурий), справа Зухра с лютней. Зухра была уже на земле несравненной красавицей и музыкантшей, игравшей на лютне. В раннем средневековье прототип лютни был заимствован арабами с Ближнего Востока, он назывался аль-уд, что в переводе с арабского означает «дерево». Он всегда наделен большим грушевидным корпусом и короткой шейкой, заканчивающейся характерно отогнутой назад головкой. Струны и лады художники на миниатюрах изображали не всегда. Музыка считалась даром богов, и исполнение стихов-газелей под аккомпанемент уда почиталось у арабов высшим искусством: «Раздается Хафиза любовная песнь И Зухра ему вторит на лютне с небес» Писал великий Хафиз (перевод мой -A.T) Удивительно, что почти все персонажи на этих миниатюрах монгольского типа. Вероятно, это свидетельство того, сколько стран завоевали тюрки и монголы, ведь одна из копий «Китаб-аль-Мавалид» написана в Каире, а другая скорее всего в Багдаде. Вряд ли арабы в те века стали походить на монголов и тюрков. Скорее всего дело в том, что книги были дорогими и писались преимущественно для элиты общества, поэтому и изображали тогдашнюю элиту Ближнего Востока. Ковер, выполненный автором данной статьи, тоже несет отпечаток его индивидуальности: горы на горизонте, типичные для среднеазиатского пейзажа, зеленая трава и разноцветные цветы, сросшиеся брови красавицы Луны… Ковер выполнен методом сухого валяния или фильцевания без применения красок на войлочной основе фабричного производства толщиной 2-3 мм. Материалы: непряденая овечья шерсть 27-31 микрон, нитки для вязания, золотая нить. Размер ковра 150 х 100 см. При работе над ковром использовались некоторые из приемов, с помощью которых украшены древние войлоки, и которыми в 21 веке пользуются валяльщицы, работающие в смешанной или миксовой технике.

Я не смогла раньше написать: в сентябре 2012 г. вышел, наконец, мой перевод "Сак-Сок" на немецкий с моими же иллюстрациями. "Verwunschene Brüder Sak und Sok. Eine tatarische Ballade aus dem Mittelalter" in der Übersetzung ins Deutsche von Alia Taissina, mit 7 farbigen Illustrationen. ISBN: 978-3-939165-28-6 Вот текст: Verwunschene Brüder Sak und Sok In der  Medressé hängt ein Buchregal, über Sak und Sok ich erzähl` euch mal. In der Medressé ist verglast die Tür, über Sak und Sok hört ihr nun von mir. Wegen eines Pfeils gab es einen Streit, Wegen nichts - ein Fluch bis in Ewigkeit. Felder voller Korn,  Vögel auf der Flucht, Mutter hat im Zorn Sak und Sok verflucht.  Sie gab uns den Tee aus dem Samowar. Siehst du, da fliegt fort, wer ein Junge war. Ein Ast ließ ein Loch in dem neuen Pelz, Was geschieht uns noch, wie viel Leid und Schmerz? Unser Vater ließ ihn und mich allein, und die Mutter hieß uns zwei Vögel sein. Von der Qibla her weht ein starker Wind. Mutter, du bist schuld, dass wir Vögel sind. Beeren haben wir in dem Wald gesucht, Mutter hat uns zwei wegen nichts verflucht. Auf Sak und Sok liegt ein Mutterfluch, Es war so bestimmt in dem Schicksalsbuch. Vögel hat der Fluch aus uns gemacht, Was das Leben ist hat uns beigebracht. Tage an dem Fluss waren schnell gezählt. Vögel Sok und Sok fliegen um die Welt. War die Ernte reif, gingen wir aufs Feld. So beschloss für uns Schöpfer dieser Welt. Bretter sägte ich und sie wurden gut. Statt der Tränen floss aus den Augen Blut. Kleine Entlein dort unten an dem Fluss - Dieses Bild schmerzt so, dass ich weinen muss. Siehst du da das Hemd, das ich früher trug. Ich verweilte hier leider nicht genug. Wenn der Tag sich jährt, ist der Spuk vorbei, dachte ich vorher, doch es blieb dabei. Lange haben wir uns im Wald gesucht. Es hat nichts gebracht – wir sind ja verflucht. Unser neues Heu wird vom Wind verweht, Bleibt das Treffen uns durch den Fluch verwehrt. Voller Blut sind blind Augen bei Licht, Bis zum Jüngsten Tag sehen wir uns nicht. In dem dichten Wald sägte Birken ich, Mutter, Tag und Nacht ich vermisse dich. Einen Daunenhut bringt ihr bitte mir. Seht ihr Mutter, sagt viele Grüße ihr! Nass ist unser Haar, nass sind auch wir. Mutter, ganz verweint kamen wir zu dir. Ob sie diesen Fluch sich verzeihen mag, lastet er auf uns bis zum Jüngsten Tag. Ich ging in den Wald, Beeren pflückte ich, Arme Mutter weint, wenn sie denkt an mich. Schwarz und weiß und gelb – Schwalbe, Nachtigall, Mutter, dieser Fluch folgt uns überall. Alles, was der Fluch uns hat angetan, war vorherbestimmt gleich von Anfang an. Mama, nimm mein Hemd und verleg es nicht. Wenn du an mich denkst, drück es ans Gesicht. Wenn Du um uns weinst, öffne den Koran, Wenn du uns vermisst, sieh dir Vögel an. Wenn im Buch du liest, wirst daraus klug, dann verfolgst du still wilder Vögel Flug. Du hast ja uns zwei mit der Brust ernährt, wird am Jüngsten Tag Ablass dir gewährt. Liebe Mutter, nun sage ich ein Wort: wenn du uns verzeihst, kommen wir sofort. Weißer Daunenhut ist verweht vom Wind, Hoch am Himmel fliegt mein geliebtes Kind. In dem dunklen Wald hab ich euch gesucht, ach, warum, warum hab ich euch verflucht? Nur die Hälfte blieb von dem Teig bei mir, von zwei Söhnen blieb mir nun keiner hier. Deine Trauer soll dir ja nie vergehn, du hast sie verflucht, wer wird dich verstehn? In der Medressé ist verglast die Tür, über Sak und Sok hört ihr nun von mir. Kleine Brüder sind mit dem Fluch zu zweit, so war es gedacht seit Beginn der Zeit. Mitten in dem Fluss wächst ein Schilfrohrstock, Mitten in dem Wald schreien Sak und Sok. Ich hab dieses Hemd nicht mal angehabt, „Auf Wiedersehn“ hab ich nicht gesagt. An dem Sommertag singt die Nachtigall, Mutter, weine nicht, so ist es nun mal. Die Welt haben wir nur ganz kurz besucht, Unsre Mutter hat Sak und Sok verflucht. Daheim waren wir nur mit ihr allein, seither müssen wir beide Vögel sein. Müde waren wir und wir schliefen ein, irrten auch im Traum wir umher allein. Kleine Entlein dort unten an dem Fluss - Dieses Bild schmerzt so, dass ich weinen muss. Bis zum siebten Jahr man uns zwei erzog. Danach wurden wir Vögel Sak und Sok. Pferde im Gespann führte ich im Hof. Und als Fluch erscholl, flog zum Himmel hoch. Hör die Nachtigall, die im Walde singt. Wurde mir so schlecht, weiß nicht, wo sie sind. Von den Tränen blieb nur die Hälfte mir, von den Söhnen blieb nun ja keiner hier. Mutter, du hast wohl zu viel Teig gemacht, Deine Söhne hast du in Not gebracht Vater war derzeit noch in der Moschee, leiden wir im Wald beide mehr denn je. Meinen grünen Gurt band ich nicht mehr um, mein Zuhause verließ ich ganz stumm. Wäsche hast du wohl zu dem Fluss gebracht, nur an Sak und Sok hast du nicht gedacht! An des Waldes Rand wächst ein Schneeball, Laut schreit mein Kind in dem dichten Wald. Hier im Hof das Kumt habe ich gesucht. Papa, weine nicht, sie hat uns verflucht. In dem Hof wir zwei liefen raus und rein, dass sie uns verflucht, fiel uns niemals ein. Vater, ob du weißt, was uns hier gescheh‘n? Vater, ob du hast uns dort fliegen seh‘n? (Nachdichtung von Alia Taissina)

Это дочь Ремилева.

Форумчане, на днях в моем издательстве выйлет книга Елены Ремилевой "Ойрат-монголы. История европейских калмыков". 690 c. Издательство Bertugan.Germany.

Ув. Тмади, бик зур рахмат за перевод!!! Я когда увидела этот текст в интернете, то кроме "я афганец" ничего не поняла и вообще не поверила, что он на узбекском. Но когда я прочитала Ваш перевод, то узнала знакомые слова. Arzumni aytay bodi saboga, Выскажу свою мечту ветерку айтай скажу bir gorse shoyet, ul bevafoga Может, он увидит неверную (возлюбленную) бир корсе если увидит Arzumni aytay bodi sabog'a Выскажу свою мечту ветерку Yetkursa shoyad ul bevafog'a Может, донесет он ее до неверной (возлюбленной) ул бевафога той неверной Цитата Choki giribon, qilsam ming afg'on Если я тысячекратно разрыдаюсь во все горло килсам минг если бы сделал тысячу Bo'lmas pishaymon jabru jafog'a... (Она) не раскается в обидах и мучениях она не станет ... зло Цитата Ohim eshitsun, holimni sorsun, Пусть услышит мои стенания, пусть спросит о моем состоянии, Пусть услышит мои охи пусть спросит о моем состоянии Bir rahmi qilsun men mubtalog'a.... Пусть окажет милость мне, влюбленному безумцу пусть окажет милость мне безумец это, вроде, меджнун или дивона

Вот-вот, и мне тоже! Форумчане, которые поняли, сделайте мне подарок к Новому Году и переведите хоть как-нибудь эти шесть строк, остальное повтор. Пожалуйста !

А перевести можете? Там всего 8 строчек

Форумчане, я шесть лет жила в Узбекистане, пять лет учила узбекский. В тексте поняла только слово "мен". Афганец из Афганистана сказал, что эта песня на узбекском. Кто может ее перевести? Singer is Taaj Mohammad, one of the top Classic Uzbek Singers of Afghanistan. Arzumni aytay bodi saboga, bir gorse shoyet, ul bevafoga Arzumni aytay bodi sabog'a Yetkursa shoyad ul bevafog'a Choki giribon, qilsam ming afg'on Bo'lmas pishaymon jabru javog'a... Arzumni aytay bodi saboga, bir gorse shoyet, ul bevafoga Yetkursa shoyad ul bevafog'a Ohim eshitsun, holimni sorsun, Bir rahmi qilsun men mubtalog'a.... Arzumni aytay bodi saboga, bir gorse shoyet, ul bevafoga Yetkursa shoyad ul bevafog'a Choki giribon, qilsam ming afg'on Bo'lmas pishaymon jabru javog'a... Arzumni aytay bodi saboga, bir gorse shoyet, ul bevafoga Yetkursa shoyad ul bevafog'a

*Ирма Фадеева* http://www.lechaim.ru/ARHIV/163/fadeeva.htm *Захватив в 1453 году Константинополь, турки покончили с Византией, от которой и к тому времени уже мало что оставалось. Успехам турок способствовали частые распри и войны в христианском мире, своекорыстие и соперничество европейских правителей, отказавшихся помочь гибнувшей Византии. Впрочем последние вскоре вынуждены были объединиться для обороны от дальнейшей турецкой экспансии.* Исторические катаклизмы часто бывают неоднозначны по своим последствиям. Удача одних оборачивается бедой для других. Реконкиста консолидировала и в военном отношении усилила Испанию. Великие географические открытия испанцев приходятся на XV–XVI столетия – время разгула инквизиции и клерикализма. Именно тогда были физически уничтожены либо изгнаны из Испании и Португалии тысячи евреев и мавров, не пожелавших принять навязываемое силой крещение. Падение Константинополя сопровождалось гибелью и бегством тысяч греков, утратой ими государственности. Но для евреев, жестоко преследуемых, изгнанных из Европы, двери Стамбула, новой столицы турок, оказались открытыми. В Византии евреи тоже подвергались преследованиям, многие вынуждены были ее покинуть, а в молодой обустраивавшейся мусульманской империи не было особого религиозного фанатизма. Османские султаны – преемники Сельджукидов Рума, наследники их земель и культуры – заимствовали у них многие методы управления. На первых порах они следовали и духовному опыту своих предшественников с их мусульманско-христианским двоеверием, стихией древних домусульманских традиций, с обилием у них всякого рода антимусульманских учений. В высших кругах общества Малой Азии еще в XIV веке удерживались старые религиозные верования тюрок, не укладывавшиеся в рамки ислама. Безусловное господство суннизма ханифитского толка, далеко не самого радикального в исламе, устанавливалось долго, не менее двух столетий, и лишь в XVI веке он одержал окончательную победу в Османском государстве. Еще одна причина веротерпимости и относительной толерантности к иноверцам первых османских султанов заключалась, в частности, в чрезвычайной этно-религиозной пестроте населения новой империи. Открыв свободный доступ в столицу для евреев-беженцев из Европы, Мехмед II Фатих (Завоеватель), а затем и его преемники имели в виду сугубо прагматическую цель: восстановление хозяйства на опустошенных войной территориях. От ужасов осады и грабежей, конечно, не были застрахованы и местные евреи, которых турки не выделяли из общей массы населения захватываемых городов. Но вскоре после взятия Константинополя султан обнародовал указ, в котором дозволял всем бежавшим от войны местным жителям вернуться в свои дома. Мехмед II приказал также переселить в новую столицу турок, армян и евреев из других частей страны. Беженцам-евреям разрешено было селиться в Стамбуле и других городах Османского государства, строить синагоги и школы, заниматься ремеслами и торговлей. Местных евреев, издавна живших на этой земле, называли романиотами. Они говорили по-гречески, придерживались ортодоксальных религиозных установлений. В первые столетия существования Османской империи они составляли большинство в еврейских общинах, и главные раввины Стамбула поначалу избирались из их среды. В Византии сложилась, кроме того, община караимов, державшаяся особняком. Впрочем, и другие общины далеко не всегда успешно «взаимодействовали» друг с другом. Община сефардов состояла из испанских, итальянских и португальских беженцев XV–XVI веков. Их численность постепенно увеличивалась и к середине XVI века, по некоторым данным, достигла примерно 30 тыс. человек. Сефарды не были монолитным сообществом; они делились на группы, и каждая стремилась сохранить собственный порядок Б-гослужения, свои обычаи. Они претендовали на отдельную синагогу и раввинат. Их община имела обособленные землячества: кастильское, арагонское, португальское. Последние, в свою очередь, дробились на более мелкие группы: кордовскую, толедскую, барселонскую, лиссабонскую и другие. Община ашкеназов сформировалась позднее. Она включала в себя выходцев из Германии и других стран Центральной и Восточной Европы, бежавших от преследований. Какое-то время каждая из этих общин самостоятельно распределяла денежные поступления от налогов на нужды культа, школ, больниц, домов призрения, для содержания членов своих религиозных советов и служащих. Каждая занималась также сбором податей в пользу османских властей. Подушная подать (джизье) и раввинский налог за право иметь главного раввина в Стамбуле составляли 200, 100 или 20 аспр – в зависимости от категории, к которой по своему имущественному положению принадлежали члены общины. От уплаты налогов освобождались не только неимущие и калеки, но, как правило, и раввины, а иногда даже лица, приближенные к султану. В число последних входили, к примеру, медик султана Селима I Иосиф Гамон, испанский еврей, а позднее его сын и внук при дворе Сулеймана I. Очевидно, в связи с необходимостью обустройства еврейских беженцев и переселенцев на новом месте Мехмед II освободил общины от некоторых налогов. В специальном акте (муафнаме) говорилось: «Отныне запрещено требовать с еврейских общин налоги касаплык (с продажи мяса), саррафлык (за обмен денег), яве (на содержание охраны). Также они освобождаются и от всех обычных податей». Ферман от 10 зильхидже 1001 года хиджры (17 сентября 1593 года), подписанный новым султаном Мурадом III (1574–1595), подтверждал «акт освобождения, дарованный еврейским общинам покойным и прощенным султаном Мехмед-ханом II, да пребудет его душа в вечном блаженстве». Налог касаплык был обусловлен необходимостью регулярного завоза мяса. Он существовал с тех далеких времен и до начала XX века. Скот доставляли в столицу из европейской и азиатской частей империи – Румелии и Анатолии, что требовало больших усилий и затрат, притом не гарантировавших успеха. С наступлением зимних холодов скот погибал в дороге из-за бескормицы. Мало кто отваживался на подобную коммерцию за собственный счет. Поэтому, чтобы всё-таки обеспечить стамбульское население мясом, немусульманские общины обязаны были платить налог, который создавал ресурс для этой весьма рискованной торговли. В фермане разъяснялось также, почему евреев раньше принуждали платить налог: «Евреи не работают в субботу и в дни своих праздников. Они не могут заниматься доставкой мяса, а потому обязаны… вносить в казну 100 тыс. аспр на потребление баранины и такую же сумму на эксплуатацию рудников». Мотивы освобождения евреев от налога саррафлык в фермане отсутствовали. Отдельными ферманами султаны давали право не платить налоги некоторым гражданам, состоявшим на дворцовой службе. В фермане 1452 года, незадолго до падения Константинополя, Мехмед II освободил своего медика-еврея Якуба от десятины, налогов на сады и виноградники, на строительство крепостей, от всякого рода трудовых повинностей, а также от чрезвычайного налога – авариза. Впрочем, известно, что в первые столетия существования Османской империи налоги, требуемые с немусульман, не были чрезмерными. Военная добыча и дань с населения завоеванных территорий и без того обеспечивали османской верхушке безбедное существование. Что касается расселения стамбульских евреев, то они, как и другие этно-религиозные группы, проживали компактно и обособленно в отдельных кварталах. Известный турецкий путешественник Эвлия Челеби сообщал в 1625 году: «Когда Фатих завоевал Стамбул, он поселил 50 <еврейских> семей в Текфур-Сарае возле Шухуд Куюсу (колодец свидетелей), который позже переименовали в Чифут Куюсу (еврейский колодец). В квартале Хаскёй были поселены выходцы из Цфата». Есть свидетельства, что при этом султане евреи были защищены от ненависти и агрессии, – как мусульман, так и христиан. В XVI веке караимы освоили квартал Бахче Капы (Ворота сада). Турки его переименовали в Чифут Капысы (Еврейские ворота). В начале XVII века на этом месте власти решили построить мечеть, и караимы были оттуда выселены. Взамен им разрешили обосноваться в окрестностях Хаскёя. В середине этого столетия пожары вытеснили общину романиотов из района Балык Пазары. К концу века евреи жили в следующих кварталах Стамбула: Балат, Аязма Капысы, Айвансарай, Джибали, Текфурсарай. На побережье бухты Золотой Рог их кварталы располагались в Хаскёе, Кассым Паше, Галате и Мумхане. На Босфоре они селились в Бешикташе, Ортакёе, Кузгунджуке и в Ускюдаре. Есть сведения, что они жили в 17 кварталах, окружавших Золотой Рог. Тот же Эвлия Челеби в своем сочинении упоминал великолепные сады, принадлежавшие некоторым евреям Хаскёя. Он особо выделил Мордехая, Ниссима и Кемаля – трех сыновей некоего Кюпе; те выращивали отличные лимоны, персики и гранаты. Еврей Кипели, в свою очередь, изготавливал превосходный ликер. Сложно сколь-нибудь адекватно определить численность этно-религиозных групп в Османском государстве вплоть до XIX века, когда методика переписи населения начала приближаться к европейской. Путешественники и агенты, посещавшие Стамбул, приводили различные цифры численности еврейских общин – притом в одно и то же время, поскольку основывались они на данных, нередко далеких от статистики. И всё же некоторые сведения, прежде всего из османских реестров, заслуживают внимания. В 1590 году в Стамбуле, по данным переписи, проживало 11 300 взрослых евреев мужского пола, плативших подушную подать в размере одного цехина. Несколько лет спустя еврейское мужское население достигло примерно 20 000, а ежегодный подушный налог уже составил 3000 цехинов. В 1668–1669 годах этот налог достиг суммы в 874 000 акче! При греках в Константинополе в лучшие времена было три синагоги. В османском Стамбуле еврейские кварталы разрастались. Появился новый квартал евреев, выходцев из Эдирне (Адрианополя), бывшей столицы турок-османов. Эвлия Челеби писал, что в начале XVII века в еврейских кварталах насчитывалось 7 синагог и 12 раввинов. Система управления еврейскими общинами с византийской эпохи до османского периода почти не изменилась, поскольку ее моральные, социальные и юридические нормы имели религиозную основу. При синагоге действовал совет нотаблей (хасгаха). Он формировал комиссии, занимавшиеся конкретными проблемами: правовыми и хозяйственными. Численность членов совета варьировалась от семи до девяти человек, но бывали случаи, когда она снижалась до пяти и даже до трех человек. Общинный совет назначал уполномоченных (мемуним), которые занимались распределением налогов и другими хозяйственными делами; они же проверяли обоснованность приговоров к изгнанию из общины. Главный раввинат в Стамбуле был учрежден позднее, чем греческий и армянский патриархаты. Первоначально власть главного раввина Стамбула – хахам-баши – ограничивалась пределами города. В отсутствие главного раввина функции руководства общинами брал на себя религиозный совет Бет-Дин. В хронике Элия Капсали сообщалось, что первый главный раввин Стамбула Моше Капсали (дядя хрониста) происходил из романиотов и был влиятельной персоной. Не без успеха он ходатайствовал перед султаном Мехмедом II за нескольких еврейских торговцев Валахии, ограбленных небезызвестным тамошним князем Владом Цепешем (прообраз Дракулы). Раввин передал султану и жалобу на янычар, терроризировавших еврейских детей, чем навлек на себя ненависть тех, кто принадлежал к этой могущественной, привилегированной корпорации. Через несколько дней после смерти султана Мехмеда II в столицу прибыл его наследник Баязид. Капсали пользовался доверием и нового султана. Есть сведения, что в эпоху царствования Баязида (1481–1512) янычары попытались свести счеты с главным раввином. Ночью они ворвались в дом Капсали, намереваясь его убить. В просторном дворе со множеством построек убийцам было сложно сориентироваться. Находившаяся в доме служанка крикнула по-турецки: «Что вам нужно? Здесь живут только мусульмане!» Решив, что ошиблись, янычары удалились. Это спасло раввину жизнь. Были у Моше Капсали и другие проблемы. Брат султана Джем, укрывшись в Египте, пытался оспорить права Баязида II на престол. Отношения двух сторон из-за этого обострились. Палестина тогда еще не была завоевана турками и не входила в состав их империи, а зависела от египетских правителей. Положение тамошних евреев многие годы оставалось крайне тяжелым, община значительно сократилась. Палестинские евреи отправили в более благополучные общины других стран посланца – шлиаха – просить о вспомоществовании для бедствующих в Иерусалиме. Шлиах прибыл в Стамбул и обратился к главному раввину. Последний был вынужден отказать просителю. Очевидно, оценив конфликтные отношения султана с правителем Египта, он не решился без ведома Баязида II что-либо сделать для единоверцев, формально бывших подданными враждебного государства. Разгневанный шлиах нашел общий язык с врагами Капсали: Эли Парнассом, Аароном, сыном Абаи, Ицхаком, сыном Шмуэла Альтерно, и раввином Ашером, сыном Ицхака а-Коэна Ашкенази. Они якобы обнаружили изъяны в четырех изданных Моше Капсали религиозных актах и через шлиаха сообщили об этом известному раввину Падуи Йосефу Колону. Тот разослал в стамбульские общины письма, содержавшие оскорбления и угрозы в адрес главного раввина, и они произвели скверное впечатление в раввинистических кругах ряда европейских стран. В конце концов Йосеф Колон, очевидно, осознал неправедность своего поступка. Незадолго до смерти он послал с извинениями к главному раввину Стамбула своего сына. После смерти Моше Капсали в 1571 году должность главного раввина занял потомок переселенцев из Греции Элия Мизрахи (родившийся в 1455 году и умерший между 1525 и 1527 годом). Он был учеником раввина Иеуды Менца из Падуи, слыл крупным знатоком Талмуда. При всей своей глубокой религиозности Мизрахи не считал науку чем-то враждебным Б-гу и чуждался любых проявлений фанатизма. Он преподавал математику и астрономию, составил пособия по этим дисциплинам, настолько популярные, что их перевели на латынь. В юности главный раввин был горячим спорщиком, публично дискутировал с турецкими караимами, но к старости стал снисходительнее, терпимее и даже защищал караимов от нападок фанатиков из апульской общины. Эти люди вознамерились разрушить давние добрососедские отношения талмудистов с караимами. Первые собрали членов своей общины, чтобы со свитком Торы в руках проклясть всех, кто впредь осмелится чему-либо обучать караимов и их детей. Запрет распространялся не только на обучение караимов Торе, но и на светские предметы: математику, естествознание, логику, музыку. Даже на азбуку. Талмудистам запретили поступать в услужение к караимам. Так была воздвигнута глухая стена между теми, кто веровал только в Тору, и теми, кто признавал еще и Талмуд. Возмутились столь открытой нетерпимостью лишь очень немногие стамбульские евреи. В основном это были учителя, имевшие учеников в разных общинах и лишавшиеся значительной части своих заработков. Наиболее толерантная часть талмудистов собралась в синагоге и попыталась добиться отмены проклятия. Однако многочисленные фанатики были очень активны. Они привели к синагоге решительно настроенные толпы своих сторонников, вооруженных дубинами, и настояли на повторном ритуале проклятия. Слепой ненависти толпы решился противостоять только один человек – главный раввин. Он убеждал разгневанных людей и доказывал, сколь несправедливо и вопреки Талмуду поступают те, кто ненавидит и отталкивает караимов. Ссылаясь на авторитетные мнения Хай Гаона и Маймонида, Мизрахи настаивал на том, что талмудисты не только вправе, но даже обязаны относиться к караимам как к евреям. Кроме того, он утверждал, что нетерпимость приведет к упадку еврейского образования, так как до сих пор именно соперничество и желание превзойти стамбульских караимов способствовали успехам учеников-талмудистов. В этот ранний период Османской империи евреи Стамбула имели своего представителя при дворе, называвшегося на турецкий манер кяхья, обладавшего правом доступа к высшим сановникам и самому султану. В правление султана Сулеймана I Кануни (Законодатель) эти функции выполнял Шалтиель, характеризовавшийся еврейскими источниками как чрезвычайно ловкий и успешный человек, к тому же владевший турецким языком. Нередки были случаи притеснений и насилия со стороны мусульман и христиан в отношении евреев. Имел место и произвол провинциальных властей. Шалтиель вступался за единоверцев и за деньги добивался для них при дворе благоприятного исхода дел. В 1519 году он был смещен с должности по требованию общин, которые представлял. Очевидно, Шалтиель задел чьи-то интересы, но с уходом ловкого ходатая, имевшего связи с власть имущими и с благожелательно настроенным к нему султаном, многие евреи поняли, сколь необходимым было его присутствие. В мае 1520 года по решению раввинов и представителей общинных советов Шалтиеля вернули на прежнее место, обязав его выполнить следующие условия: без согласия общин не вести какие-либо переговоры с везирами и султаном; не использовать собственное положение к личной выгоде и в ущерб единоверцам; не вовлекать сыновей в свои придворные дела. Однако на этом конфликт не закончился. Второе решение о восстановлении Шалтиеля в прежней должности вызвало негодование части общины, видимо тех, кто инициировал его отстранение. И всё же большинство раввинов высказалось в его пользу. Как уже говорилось, этно-религиозные меньшинства в городах Средневековья, и на Западе, и на Востоке, обитали в отдельных кварталах, где центром были культовые сооружения: мечеть, церковь или синагога – в зависимости от вероисповедания жителей. Иногда кварталы разделялись стенами. За пределами квартала, за пределами общины в те времена мало кто мог выжить в одиночку. Община была средой обитания, опорой, защитой. А контакты между членами различных общин были минимальными. Население средневековых османских городов разнилось и внешним видом: одеждой, головными уборами, обувью. На этом настаивали сами общины, а бывало, и власти. Есть данные, что обязательная форма одежды для евреев была введена после 1600 года. Раньше некоторые евреи ходили в тюрбанах, свернутых из белой кисеи, наподобие головных уборов, которые носили муллы. Об этом, с характерным подтекстом, рассказывает один из европейских авторов: «Евреи, приезжающие в Италию из Турции, показываются в белых тюрбанах, носить которые было привилегией турок. Им же полагались желтые головные уборы». Далее утверждается: «Это хитрость с их стороны, ибо таким образом они могут воспользоваться доброй репутацией турок, которых на Западе принимают лучше, чем евреев. С 1566 года миланских евреев обязали носить желтую шапку, и это не первое предупреждение им». Красноречивый пассаж! «Добрая» репутация турок и, конечно, несравнимо лучшее отношение к ним, чем к евреям, объяснялись не столько мифическими достоинствами представителей этой нации, сколько страхом, который внушало европейцам военное могущество их страны. Сила, способность вызывать страх – до сих пор реальная основа и «доброй» репутации, и прав отдельных стран и народов! В Османской империи евреев власти сначала обязали носить тафьи из красного сукна, а после 1008 года хиджры (1600 год) им было велено надевать тафьи из сукна черного цвета. Профессии османских евреев отличались большим разнообразием. Упомянутый Эвлия Челеби писал, что они занимались кожевенным производством (выделкой пергамента и сафьяна), изготавливали алкогольные напитки, в основном раку (разновидность водки), вели торговлю шелком и другими тканями. Среди них были аптекари, оружейники, мясники, содержатели питейных заведений, хотя, впрочем, большую часть последних всё же составляли греки. Турецкий путешественник видел евреев-фокусников, жонглеров, танцоров, странствующих музыкантов. Полуофициально многие работали на монетном дворе, занимались откупом налогов, нередко выполняли различные посреднические функции между турками и европейцами. Посещавшие страну европейцы считали евреев прирожденными переводчиками, без которых нельзя было обойтись на переговорах: «Те, кто выехал из Испании, Германии, Венгрии, Богемии и других стран, обучали языкам стран исхода своих детей, а дети еще усвоили и языки новых мест их пребывания: греческий, турецкий, арабский, армянский, итальянский, славянские. Евреи Турции нередко говорят на четырех-пяти языках, но попадаются и такие, которые знают десять-двенадцать. Они (то есть прибывшие в страну марраны. – И. Ф.) научили турок способам ведения торговли и европейским методам механического производства». Евреям поручали небезопасные дипломатические миссии. В 1477 году Мехмед II отправил в Венецию посланца-еврея заключить мирный договор с республикой, требуя в качестве непременного условия уступки города Лепанто. Посланец, чье имя осталось неизвестным, забрал у правителя Крита, вассала Венеции, письмо и на итальянском судне отплыл по назначению. Вскоре судно захватили корсары. Раненному в бою еврею пираты отрезали палец вместе с драгоценным перстнем. От потери крови он скончался близ Каподистрии. В царствование султана Мехмеда IV (1648–1687) великий везир Мехмед-паша Кёпрюлю из династии сильных и самостоятельных великих везиров, управлявших империей в XVII веке, тоже воспользовался услугами еврея-дипломата. Великий везир должен был ответить шведскому королю Карлу XII Августу на предложение вступить с ним в союз против России. Мехмед-паша направил в Стокгольм Моше бен Иеуду Бебери. Он соглашался заключить предложенный союз при условии, что Швеция прекратит все отношения с трансильванским князем Дьёрдем Ракоци II, поднявшим восстание против султана в 1648 году. Случилось так, что посол надолго задержался в Швеции и умер в Амстердаме в 1674 году. После его смерти сложные переговоры в Швеции продолжил сын покойного – Иеуда Бебери. Евреи принимали участие в дипломатических переговорах на завершающей стадии войны 1699 года. Союз католических государств («Священная Лига»), состоявший из Австрии, Польши и Венеции, был создан в 1684 году при деятельном участии римской курии для более эффективного противостояния туркам, с которыми эти страны воевали с 1683 года. В 1686 году к «Священной Лиге» присоединилась Россия. В таком составе коалиции четырех государств удалось нанести туркам поражение. Мирные соглашения вырабатывались в 1689–1699 годах на Карловицком конгрессе. Османскую сторону представлял медик Исраэль Конеглиано (иногда его называют Коньяно), по совместительству дипломат. Карловицкие соглашения были утверждены в 1700 году Константинопольским мирным договором. Медик султана Ахмеда III, португальский еврей Даниэль Фонсека, тоже выполнял дипломатические поручения. В 1709 году войска Петра I разгромили под Полтавой армию Карла XII. Шведский король бежал и нашел убежище в Бендерах, тогдашних владениях султана. Он предложил Ахмеду III наступательный союз против России. С турецкой стороны в этих переговорах принял участие Даниэль Фонсека. Многие европейские сочинители, враждебно настроенные к евреям, ставили им в вину такие качества, как ловкость, сноровка, умение добиваться успеха в делах. Известный немецкий историк Цинкайзен полагал, что именно эти черты помогали евреям снискать расположение султана и его приближенных. Он утверждал, что евреи впервые получили доступ во дворец в качестве странствующих музыкантов и комедиантов. Получили во времена известного своей распущенностью и пьянством султана Селима II (1566–1574). В действительности первыми евреями при османском дворе, как и при многих других, гораздо раньше указанного периода были медики. Находившийся в середине XVI века в османской столице Стефан Герлах описывал еврейский оркестр из пяти музыкантов, игравших на скрипке, лютне, цимбалах, литаврах и кобзе (старинном украинском струнном инструменте). И хотя автор записок дурно отзывался об услышанной музыке, султану она явно понравилась, поскольку музыкантов много раз звали во дворец. Одним из традиционных занятий в еврейской среде была медицина. При дворах европейских и восточных владык нередко состояли евреи-лекари. При османском дворе, помимо уже упомянутой семьи Гамон, служили и другие медики-евреи. Столь же традиционно евреи играли заметную роль в торговле, финансовых операциях, откупе налогов. Известная энергия и предприимчивость давали им возможность действовать не без успеха в самых различных сферах, преодолевать неблагоприятные обстоятельства и постоянно чинимые им препятствия. Эти качества стали единственным средством выживания для тех, кто не погиб в результате гонений, погромов, повседневных унижений. Первая типография в Стамбуле была еврейской. Ее в 1494 году открыли выходцы с Пиренейского полуострова. Для сравнения – первая армянская типография была открыта в 1567 году, а греческая – в 1624-м. Что касается первой турецкой типографии, использовавшей для книгопечатания арабский шрифт, то ее открыл в 1729 году Ибрахим Мюттеферик, венгр, принявший ислам. В Стамбуле в течение четырех с половиной столетий издавались сборники документов, содержавшие информацию о социальной, культурной, политической и экономической жизни еврейских общин. Многие из этих сборников были уничтожены пожарами, весьма частыми в городе. Помимо естественных причин, пожары случались и вследствие поджогов, которые практиковали янычары с целью грабежей. XVI век – эпоха новой большой волны беженцев из Португалии, Италии, Южной Франции, пополнивших еврейские общины Балкан и Стамбула. Помимо типографии, сефарды привезли с собой новые технологии литья металлов и производства тканей. Довольно скоро, по свидетельству османских хронистов и европейских путешественников, эмигранты заняли в столице заметное место. Авторы исторических записок не проявляют при этом ни малейшего расположения или сочувствия к евреям. Француз Мишель Февр пишет: «Они (евреи) настолько искусны и ловки, что сделались необходимыми буквально всем. Вы не найдете ни одного известного турецкого семейства, ни одного иностранного торговца, у которых бы на службе не состоял еврей. Он был нужен в самых разных делах, будь то оценка товаров, качество которых он знал; будь то работа переводчика или же советника в сложных ситуациях. Евреи были отлично осведомлены обо всем, что происходило в городе: где, что, в каком количестве и какого качества можно было найти, если данный товар продавался или обменивался. Без такого рода услуг – нет торговли». Далее француз обращает внимание читателей на то, что грекам и армянам, по крайней мере до XVII века, соперничать с евреями было трудно. Дипломаты и торговцы в христианских странах пытались подкупом расположить в свою пользу нужных им представителей иудейского племени. Однако уже во второй половине XVII века сильную конкуренцию в торговле и предпринимательстве евреям составляли греки-фанариоты, потомки знатных и богатых византийских родов, которые постепенно захватывали ключевые позиции в финансовой деятельности, откупах и торговле. Султаны, правившие в XV–XVI веках, будучи сильными, уверенными в себе правителями, отличались известной веротерпимостью к иноконфессиональным меньшинствам, евреям в том числе, – хотя и в те времена при дворе не было недостатка в клевете, вражде, агрессии. Характерен такой эпизод. Султану Селиму I для завоевательных походов в Египет и другие страны Ближнего Востока нужны были деньги. И немалые. Большую сумму он взял в долг у некоего еврея, который вскоре умер, не успев получить назад ни гроша. Дефтердар (казначей) в специальном письменном обращении (мюзеккере) к султану убеждал его не возвращать денег наследникам почившего в бозе заимодавца. Прочитав послание, султан будто бы написал на нем следующую фразу: «Merhuma rahmet, yetimlerine afiyet, maline bereket, gammaza la net», то есть: «Милость Б-жья да пребудет с покойным, здоровье – осиротевшим, изобилие – их имуществу, а доносчику – проклятье». Тогда или немного позднее, по свидетельству Эвлия Челеби, дефтердаром Селима I был еврей, обратившийся в ислам и получивший новое имя Абдул Селим. Достоверно известно, что султан Сулейман I Кануни сумел защитить своих подданных-евреев от преследований папы Павла IV, жестокого фанатика, пытавшегося покончить с протестантизмом и одновременно уничтожавшего на кострах европейских евреев. В том числе и марранов. Разобщенные еврейские общины в Стамбуле в какой-то мере консолидировала ненависть, которую питали к иудеям греки и другие христиане. Греков возмущало, что евреи добились права присутствовать вместе с ними на официальных церемониях. Они жаловались на это османским властям, утверждая, что греческие духовные иерархи уже потому выше иудейских, что их патриархат учрежден раньше главного раввината. В ответ евреи приводили свои аргументы. В годы правления султана Мурада IV (1623–1640) в султанскую канцелярию поступало особенно много жалоб от греков. Евреи же ссылались на численное превосходство своих общин. Данные Эвлия Челеби, побывавшего в Стамбуле в первой четверти XVII века, это подтверждают. По его сведениям, в Стамбуле в ту пору было 657 еврейских домохозяйств, 304 греческих, 27 армянских и 17 домов, принадлежавших европейцам. В годы правления Мурада IV еврейские источники отмечали эксцессы, спровоцированные фанатиками в связи с кровавым наветом. Эту клевету нередко использовали как повод для погромов. Царствование Мурада IV омрачили и пожары, опустошившие значительную часть стамбульских кварталов, в том числе еврейских. Как уже говорилось, романиоты жили обособленно от сефардов. Но пожары – бич столицы – вынудили несколько сефардских семей искать убежища в квартале романиотов и посещать их синагогу. Пострадавшим от пожара романиотам в свою очередь пришлось ходить в уцелевшую при пожаре сефардскую синагогу. Она стояла неподалеку. Таким образом, вследствие крайних обстоятельств хотя бы временно было преодолено отчуждение, долгое время разделявшее еврейские общины. Материальную сторону еврейской религиозной жизни составляла деятельность благотворительных обществ. Они содержали больницы, школы, дома призрения, сирот, просто людей, нуждавшихся в помощи. В 1624 году некто Моше Залма завещал 10 тыс. аспр благотворительному обществу романиотов (Бикур холим) и столько же школе сефардов «Талмуд Тора». Но благотворительные общества и фонды зависели от источников финансирования, которые могли иссякнуть, и от степени усердия тех, кто в них трудился. Всё же к концу XIX века таких фондов стало значительно больше, и результаты их работы оказались заметнее, чем прежде. В XVII веке община романиотов постепенно пришла в упадок. Пожары уничтожили и синагогу, и жилые дома. Романиоты рассеялись, смешались с евреями других общин. Не столь многочисленные, как сефарды, ашкеназские евреи, однако, выстояли. В XVII веке их община пополнилась за счет единоверцев, бежавших от погромов из Польши и с Украины в 1648–1660 годах. Есть сведения, что страшная резня евреев на Украине, учиненная бандами Богдана Хмельницкого, стала одной из причин консолидации сефардских и ашкеназских общин. Многие евреи, захваченные казаками и татарами, были выкуплены потомками испанских изгнанников. С XVII века тем не менее всё более становятся заметными признаки упадка еврейских общин Стамбула в целом. В XVIII–XIX веках положение ухудшилось еще больше. Бедность населения достигла такой степени, что пришлось закрыть еврейскую типографию. Нужные книги теперь печатал армянин Богхос Арароглу. В середине XVIII века была ограничена торговля алкогольными напитками, которой занимались и христиане, и евреи (мусульманам алкоголь запрещен религией). Султан Махмуд I (1730–1754) обнародовал указ, не допускавший впредь доставку в Стамбул вина и водки на судах, принадлежавших христианам и евреям. Правда, следующим указом султан разрешил евреям привозить примерно 10 литров вина для собственных религиозных нужд – при условии, что его не станут продавать в питейных заведениях. К 1772 году финансовое положение еврейских общин Стамбула стало совсем плачевным. Их долг казне достиг 325 тыс. пиастров, а доходы не могли сбалансировать бюджет. Османские власти мобилизовали 300 из 1500 должников, не уплативших налоги, для вспомогательных работ на нужды армии, воевавшей тогда с Россией. В 1798–1800 годах Порта требовала, чтобы стамбульские евреи несли морскую службу в качестве матросов. Такая необходимость была обусловлена военной экспедицией Наполеона в Египет, входивший тогда в состав Османской империи. Как известно, египетская кампания не принесла Наполеону успеха, несмотря на первоначальные победы и разгром египетских войск. Матросы-евреи вернулись домой, но на этом воинская повинность для них не кончилась. В 1821 году туркам пришлось подавлять греческое восстание, быстро охватившее все новые территории. Чтобы увеличить число матросов, отправляемых на борьбу с повстанцами, правительство обратилось к еврейской общине с требованием предоставить в его распоряжение по 30 человек от кварталов в Хаскёе и столько же от кварталов в Балате. Требование стамбульских властей пришлось выполнить. Греческое восстание при Махмуде II, продолжавшееся до 1825 года, поддержанное многими европейскими странами и особенно Россией, закончилось провозглашением независимой Греции. Но евреи Стамбула против их воли оказались вовлечены в кровавые события, не имевшие к ним никакого касательства. 27 апреля 1821 года, в первый день православной Пасхи, патриарх Константинопольский, обвиненный властями в причастности к восстанию, был повешен в греческом квартале на воротах кафедрального собора. Присутствовавший при казни великий везир Али-паша Бендерли, заметив в толпе нескольких евреев, насмешливо промолвил, обращаясь к ним: «Добро пожаловать, евреи! Вот перед вами повешенный враг, наш и ваш! Приказываю вам бросить его в море!» Смертельно напуганные Мутал, Бишатчи и Леви не посмели ослушаться приказа великого везира и потащили труп патриарха к набережной. Из-за того, что они согласились это сделать, греки впоследствии уничтожили несколько еврейских общин. Пострадало около 5 тыс. человек. К середине XIX века евреи Стамбула всё еще были разобщены, что сильно усложняло их жизнь и грозило опасностями. В первой трети XVI века, после смерти Элии Мизрахи, был упразднен главный раввинат. Это произошло из-за длительных распрей в самих общинах; взаимное недовольство то тлело, как угли, то вспыхивало шумными ссорами. Тогда романиоты избрали нового главного раввина из своей среды. Им стал Иешуа Кандиоти, которого при жизни отличал Мизрахи. Численно возросшие и окрепшие к тому времени общины сефардов не пожелали признать главного раввина-романиота. В результате раскола с официально признанным постом хахам-баши было покончено. Пост упразднили, но налог за него (рав-акчеси) продолжали платить. В 1836 году по ходатайству еврейских общин турки согласились восстановить главный раввинат. После перерыва в несколько столетий главным раввином стал Авраам Леви. В XIX веке османским евреям, общины которых слабели и нищали, неоднократно пытались помочь их преуспевшие европейские единоверцы. В 1854 году один из распорядителей благотворительного фонда Ротшильдов, Альбер Коэн, возвращаясь из Иерусалима, посетил Стамбул и был принят великим везиром Мустафой Решидом-пашой. Коэн попросил великого везира представить его султану. Просьбу гостя выполнили, и он получил аудиенцию. Ободренный благожелательным приемом, Коэн намекнул на трудности, которые переживают еврейские общины, и просил султана явить милость к его еврейским подданным. Абдул Меджид I ответил, что не признает никаких различий между жителями своей страны (реайя), что они одинаково пользуются всеми правами. Трудно было ожидать другого ответа. Ни один султан не стал бы решать проблемы немусульманской общины, если сама община не была способна к консолидации и самоорганизации – важнейшим условиям и выживания, и прогресса. В апреле 1873 года барон Гирш, известный коммерсант и предприниматель, был принят в Стамбуле султаном Абдул-Азизом. Во время беседы он обратил внимание султана на плачевное состояние еврейских общин Османской империи. Барон просил султана включить нескольких евреев Румелии (европейская часть Османского государства) в администрацию восточных железных дорог и телеграфа, в строительстве которых он намеревался принять участие. Султан ответил, что при всем желании не сможет выполнить просьбу. Он объяснил барону, что местные евреи не пригодны к той работе, о которой идет речь, во-первых, в силу отсутствия у них необходимого образования, а во-вторых, из-за незнания турецкого языка. Барон поначалу был обескуражен. Однако, как сообщал журнал «El Nacional» в апреле 1874 года, беседа с султаном побудила его оказать содействие организации школьного образования турецких евреев. Он пожертвовал тогда весьма значительные средства. Реформы Танзимата, провозглашавшие равенство всех подданных султана, независимо от вероисповедания, равенство хотя бы декларативное, казалось бы, открывали перед османскими евреями заманчивые перспективы. Но встречены они были без всякого энтузиазма. Мало того – реформы внесли еще большую сумятицу и раздор в жизнь и без того нестабильных, враждовавших между собой групп населения. *Еврейские общины пережили не одно тысячелетие. В вынужденных странствиях, в скитаниях из страны в страну они сохранились благодаря строгой приверженности религиозному закону и традициям. Сохранились, как это ни покажется парадоксальным, еще и благодаря изоляции от других народов, благодаря отчуждению, возникшему между ними и окружающим миром. Они уцелели в страшных гонениях, устояли перед угрозой массового уничтожения. И не только во времена инквизиции... Но вот пришла эпоха революций и свобод. * Во второй трети XIX века реформы начались и в Османской империи. В еврейских общинах многие ощутили угрозу самим основам национальной жизни именно тогда, когда были сняты средневековые ограничения: в передвижении, образовании, занятиях, в одежде и внешнем облике. Рванувшаяся к знаниям и светскому образу жизни еврейская молодежь теперь разительно отличалась от своих отцов. Когда неевреи и часть евреев упрекали «ретроградов» в индифферентности к реформам Танзимата, осуждали их за неспособность установить различие между языком и религией, они и представить себе не могли, каковы будут вскоре последствия этих реформ. У общин от них еще не было противоядия. Противоядия от угрозы ассимиляции, исчезновения народа, тогда еще не имевшего своего угла, своего государства. Когда «прогрессисты» писали, что «ретрограды» в безумном ослеплении полагают, будто изучать иностранный язык равносильно принятию новой веры, они видели лишь одну сторону медали. Еще немного, и настали времена, когда евреи уже превосходно осваивали язык страны пребывания, создавали литературу на прежде неведомых для них наречиях, становились классиками – подобно Гейне, Пастернаку, Мандельштаму. Но какова была цена! Целые поколения евреев, прежде всего европейских утратили родную речь и религию, почти утратили национальность. Найти баланс между самоидентификацией, собственной самобытной культурой и столь же необходимыми для сохранения народа новыми знаниями и образом жизни оказалось сложнейшей задачей! В сходное положение попали, кстати, и турки, вынужденные европеизироваться под угрозой гибели государства. Создавая собственную цивилизацию, европейские народы заимствовали чужие изобретения и открытия. Но при этом они сохраняли исконные традиции и стиль повседневной жизни. Турки же восприняли обычаи, чуждые их культуре. Что же получилось в итоге? «Турок, который воспринимает европейскую цивилизацию и при этом отказывается от своих национальных обычаев и морали, становится… цивилизованным человеком, но это уже не турок. Чтобы быть цивилизованным турком, он должен сохранить свое национальное лицо». Так говорилось в статье об этике и многовековых обычаях турок, опубликованной в газете «Сабах» («Утро»). Проблемы подобного рода занимали наиболее развитую часть турецкого общества, в котором, как и в России, существовали «западники» и «почвенники». И евреям, и туркам было чрезвычайно сложно дозировать заимствования цивилизации, сложившейся в иной религиозной системе. Биограф упомянутого выше Альбера Коэна Исидор Лоэб в 1854 году описывал свои впечатления от Стамбула: «Еврейские общины Константинополя утратили прежнюю значимость. Обосновавшись в Османской империи после изгнания из Испании, они и их потомки занимали высшие посты, являлись влиятельным элементом в государстве. Мало-помалу греки и армяне вытеснили их с высоких административных постов, они также утратили прежние позиции в коммерции». Регресс общин Исидор Лоэб объяснял нехваткой интеллектуальных достижений, замедлением развития общей культуры в тот период истории, отсутствием популярных общепризнанных лидеров. Всё это, однако, можно отнести скорее к следствиям упадка общинной жизни, нежели к его причинам. Хорошо знавший османские реалии XIX века Убичини по-своему интерпретировал бедственное положение стамбульских евреев: «С 1859 года разногласия в общине вызваны, как это ни покажется странным, реформами и внедрением светского элемента, размывающими прежние ее институты, в то время как новые еще не успели утвердиться. Отсюда смятение, разлад, нестабильность в общине». Попытка османских властей объединить разобщенные этносы единой целью, укрепить близкую к развалу империю и прежде всего объединить разноязычную молодежь общей системой образования (оно велось бы, конечно, на турецком языке) не была успешной. Каждая община имела собственную религию, отстаивала интересы своего этноса. Не случайно большевики в России, придя к власти в 1917 году и желая добиться «унифицированного», послушного властям населения, уничтожали не только классы, но и религиозные институты различных общин, до чего турки в XIX веке еще не додумались. В 1847 году султан Абдул-Меджид I посетил основанную несколько лет назад военно-медицинскую школу. Поскольку в школе учились дети из армянских и греческих семей, султан обратил внимание на отсутствие там еврейских детей и спросил, каковы причины. Высокому гостю ответили, что еврейские дети не могут обучаться в школе по религиозным мотивам: требовалось специальное приготовление еды (кашрус), соблюдение субботы, религиозных праздников. Султан распорядился устранить препятствия к обучению евреев и внимательно отнестись к их религиозным нуждам. Всё было сделано очень быстро. Под контролем раввината оборудовали кошерную кухню, организовали религиозную службу, еврейским ученикам предоставили право покидать школу в пятницу и возвращаться в воскресенье. Той же привилегией они пользовались в дни своих праздников. И всё же в середине XIX века мальчиков из еврейских семей, посещавших медицинскую школу или другие учебные заведения, было совсем немного. 20 сафера 1258 года хиджры (5 апреля 1842 года) правительство обратилось в главный раввинат с предложением убедить еврейских акушерок пройти курс специального обучения в медицинской школе. Ни одна акушерка на призыв не откликнулась. Директор лицея «Галата Сарай», основанного в 1864 году, господин де Сальв следующим образом объяснял отношение еврейских общин Стамбула к реформаторской политике правительства: «Евреи страны большей частью испанского происхождения. Из Испании их некогда изгнала инквизиция, и они сохранили религиозную нетерпимость, от которой страдают сами. Они не могут решиться поместить своих детей в мусульманское учреждение, управляемое к тому же христианами* <http://www.lechaim.ru/ARHIV/164/fadeeva.htm#_ftn1>. Менее фанатичные из них требуют для своих единоверцев особо приготовленную пищу, что порождает тысячу сложностей и в принципе разрушает то единство, которое власти хотят установить». У евреев были основания не доверять иноверческим школам и учителям. Сами они никогда не поощряли прозелитизм, но нередко становились жертвами попыток обратить их в чужую веру. Религиозная пропаганда иезуитов (орден был основан в 1534 году) активизировалась в Стамбуле в XVI – начале XVII веков и была обращена к грекам и евреям. Греки пытались бороться. Патриарх Константинополя подал жалобу султану с просьбой положить конец деятельности агрессивных католиков. Но верх одержал влиятельный французский посол, взявший их под свою защиту. В 1609 году, в царствование султана Ахмеда I (1590–1617), нескольких еврейских детей иезуитам всё же удалось обратить в католицизм. Жалобы еврейской общины Стамбула тоже не дали результата. Иезуитов изгнали из страны лишь тогда, когда их активность стала угрожать и властям. Но они опять через некоторое время появились в Османской империи и начали открывать там свои школы. Свои школы открывали в Стамбуле и протестанты. В еврейские газеты попал отчет директора одной из таких школ в Хаскёе, адресованный лондонскому руководству: «Когда я основал школу, – говорилось в отчете, – было время еврейской Пасхи. Поэтому наше учреждение закрыли на три недели. Когда оно открылось, в школу записались 50 детей. На следующий день пришли 72 ребенка, а позднее их стало еще больше. Обучение я начал с уроков английского языка, поскольку очень многие из них говорили только на ладино, а несколько учеников на идише. Основой программы были Ветхий и Новый Завет, а также ряд других христианских сочинений. Я старался, чтобы мои ученики запоминали христианские молитвы, так как был убежден, что в добрый час эти свидетельства веры посеют в их невинных сердцах добрые семена для будущего развития. Вот что им читали в последние месяцы: пять глав из евангелия св. Матфея, шесть глав из св. Марка, восемь – из св. Луки, восемь – из Посланий св. Иоанна. Дети столь охотно включились в учебу, что девочки даже отказываются учить иврит. Маленькие евреи уже знают 13 догматов христианской веры, и их привязанность к Христу растет день ото дня. Кроме того, мальчики изучают арифметику и географию, а девочки обучаются шитью и вышивке. Впрочем, родители очень бедны и с удовольствием, даже с энтузиазмом посылают детей в нашу школу, где всё бесплатно: учебники, одежда, обувь, питание. Именно поэтому наши усилия вполне могут стать успешными». Отчет в газетах, выходивших на ладино, весьма впечатлил читающую публику. Главный раввинат Стамбула взял под свой контроль школьное образование евреев. В немалой степени открытие новых еврейских школ Всеобщего еврейского альянса в 70–80-х годах тоже было стимулировано этой публикацией. Альянс был создан в 1860 году группой французских евреев для просветительских целей и борьбы с дискриминацией единоверцев в разных странах мира. Османские власти прежде всего принимали меры для распространения начального образования среди всех слоев населения. В 1857 году Департамент народного образования, входивший ранее в ведомство шейх-уль-ислама, был преобразован в независимое министерство. В 1867 году специальным декретом дети немусульман были допущены к обучению в начальных школах рушдие, а также в школы более высоких ступеней, включая университет. Стало известно, что университет посещают не только еврейские юноши, но и девушки. Члены общины внимательно следили за строгим соблюдением религиозных предписаний в заведениях, где обучались еврейские дети. Сохранилось их письмо директору султанской медицинской школы, о которой уже шла речь, датированное 11 реджеба 1282 хиджры (30 ноября 1865 года). Вот его фрагмент: «Поскольку контроль за едой и напитками еврейских учеников, посещающих султанскую медицинскую школу, до сих пор осуществлялся единственным учителем (калфой), то вследствие разделения учеников, вызванного разделением классов, стало очевидно, что один человек (калфа) не может контролировать и религиозную службу, и кашрус для учеников "Галаты" и "Гюльхане". А поэтому было бы целесообразным назначить еще одного калфу. В этом качестве мы делегируем к Вам Вашего слугу фармацевта Ясефа, рекомендуемого общиной Хаскёя. Это способный человек, имеющий диплом. Если его примут доброжелательно, он будет служить с молитвою, радостью и признательностью». В годы, когда главным раввином был Якир Гиерон (1863–1873), а позже его ближайшие преемники, раввинат постоянно ходатайствовал перед османскими властями о вмешательстве, чтобы пресечь посягательства на религиозный закон, с чьей бы стороны они ни исходили. Правда, иные ходатайства были воистину абсурдными. Главный раввин потребовал однажды, чтобы стамбульские власти запретили французскому археологу-христианину вести раскопки в Палестине – под тем предлогом, что тот оскверняет почву Святой земли. В общине тех лет вообще не переводились интриганство, фанатизм и агрессия – даже в отношении единоверцев. Доктор Шпицер, еврей из Моравии, был назначен профессором анатомии и директором стамбульской медицинской школы, поскольку состоял личным медиком султана Абдул Меджида и успешно лечил последнего. Директор попытался внедрить в школе более прогрессивные методы обучения, но коллеги встретили новшества в штыки. Вследствие интриг своих же единоверцев Шпицер был вскоре отстранен от работы. Султан назначил его начальником канцелярии османского посольства в Вене. Позднее он стал дипломатом Высокой Порты в Неаполе. Неприглядных фактов подобного рода было немало. В 1862 году не самые лучшие представители общины объединили усилия, чтобы воспрепятствовать открытию школы в квартале Пири-паша, построенной при содействии известного благотворителя графа Авраама де Камондо. В школе предполагалось преподавание иврита, турецкого и французского. Идея обучать детей французскому вызвала особое возмущение нескольких раввинов; они восприняли ее как святотатство. Гнев их обрушился на Камондо. Графа подвергли отлучению от общины (херем), и в 1870 году ему пришлось покинуть Стамбул. Инициатором этой кампании стал раввин Исаак Акриш, которого за чрезмерную активность власти в конце концов отправили за решетку. Однако он обрел весьма влиятельного заступника, и султан его помиловал. После тюрьмы неугомонный раввин продолжил бороться «за правду». Он решил сместить с поста главного раввина Авигдора. Составленную им петицию подписали многие члены общины, Акриш сумел вручить ее лично великому везиру, известному реформатору Танзимата Фуаду-паше. Великий везир созвал на совет трех влиятельных раввинов: Хаима Палачи из Измира, Якира Гиерона из Эдирне и Менахема Коэна из Сереса. Фуад-паша надеялся, что они смогут положить конец распрям, расколовшим общину и связанным с постом главного раввина. Прибывшие высказались в пользу Авигдора, но мир, который они пытались восстановить, оказался непрочным. Вскоре страсти вспыхнули с прежней силой; Авигдору пришлось оставить раввинат. На его место избрали Якира Гиерона из Эдирне. Он занимал этот пост в течение десяти лет до 1873 года. Христианские общины греков, армян и славян сумели гораздо успешнее, чем евреи, воспользоваться реформами Танзимата. Они четко определили собственные интересы и цели, консолидировались и создали влиятельные национальные организации. Законы, издававшиеся в период Танзимата (1839–1871), распространялись на все немусульманские миллеты. Фуад-паша предложил еврейским общинам разработать проект реформ по типу того, что был принят Портой при участии представителей христианских общин. Там предусматривалась секуляризация многих традиционных религиозных норм. Получив ираде с подписью султана, главный раввин Якир Гиерон созвал именитых людей, чтобы учредить комиссию для разработки Органического статута главного раввината (Hahamhane nizamnamesi). В комиссию вошли 12 человек; возглавляли ее четыре раввина. Подготовленный комиссией документ был утвержден султанским ираде от 20 шавваля 1281 хиджры (1 апреля 1864 года), но вступил в действие лишь в 1867 году. В предисловии к Органическому статуту упоминаются внутриобщинные распри, не только вредящие самим евреям, но и досаждающие правительству. В этом документе сформулированы принципы равенства всех подданных империи перед обновленными законами. Община внешне подчинилась новым правилам, но внутренние распри и раскол так и не были преодолены. В 1866 году раввин Шломо Камхи опубликовал брошюру с резкими и оскорбительными нападками на караимов. Заканчивалась она призывом к уничтожению караимов, как к делу в высшей степени богоугодному. Реакция караимской общины на этот труд была вполне предсказуема. Они тотчас направили жалобу главному раввину с просьбой утихомирить ретивого автора брошюры; что незамедлительно было исполнено. Шломо Камхи подвергся не только порицанию, но и суровому наказанию. Найденные экземпляры его сочинения сожгли. Танзимат не смог умерить межобщинные разногласия и вражду. В 1867 году греки подняли восстание против турок. Восстание было подавлено Эйюмером-пашой. Раньше всех об этом оповестила читателей еврейская газета на ладино в специальном приложении «Вести с Крита». Весь тираж был моментально продан. Отношение еврейской улицы к происшедшему привело греков в бешенство. Жертвами столкновений на сей раз оказались первые же подвернувшиеся под руку мелкие торговцы-евреи, которых пришлось защищать турецкой полиции. Греческая газета «Гармония» истолковала конфликт как сугубо религиозный. Не впервые главам двух общин, патриарху Константинополя Грегуару и главному раввину, пришлось обращаться к единоверцам с призывами к спокойствию. Упадок еврейских общин, обнищание населения, заметные уже в XVIII веке, бросались в глаза и в следующем столетии, – особенно иностранцам. В 1870 году бывший американский посол при Высокой Порте М. Кэрролл Спенсер в балтиморской газете «Saturday Night» опубликовал статью о бедственном положении евреев Стамбула. Статью перепечатали в стамбульской газете «Levant Times» от 4 августа 1870 года. Не смог обойти эту тему и француз П. Боден, опубликовавший в 1872 году брошюру «Евреи Константинополя». В предисловии автор безуспешно пытается понять, почему европейские путешественники, посещавшие Стамбул, отзывались о евреях с презрением и насмешкой, а не с состраданием. Собственные впечатления от посещения еврейских кварталов он описывает следующим образом: «Удручающие картины, которые мы увидели на улицах пригородных районов Балата и Хаскёя, глубоко затронули наши сердца: невыносимо было смотреть на еле живых людей. С первого дня мы задумались о том, как вытащить этих несчастных парий из бездны нищеты? Как вернуть к нормальной жизни трясущихся стариков, удрученных мужчин с угасшим взглядом, изможденных, прикрытых лохмотьями женщин, тянувших за руку столь же истощенных детей? Трудно себе вообразить что-либо более терзающее душу, более поразительное, чем картина массовой нищеты несчастных еврейских семей, оставшихся без всякой помощи… Возможно ли, – продолжает П. Боден, – возродить к полноценной жизни народ, который некогда был инициатором всего, что мы позаимствовали на Востоке, и который даже в Средние века удивлял своими способностями и трудолюбием? И всё-таки можно исправить нынешнее положение вещей, можно устранить увиденное нами зло. Для этого необходимо подготовить к современной жизни новые поколения народа, пробудить их сознание правильным и последовательным воспитанием, школьным образованием обоих полов. Чтобы подготовить молодежь к упорядоченной трудовой жизни, следует создать сеть профессиональных училищ, в которых дети могли бы продолжить учебу после начальной школы. Конечно, должны быть организованы мастерские и предприятия мануфактуры, в которых молодые люди, обучившиеся ремеслу, могли бы найти применение своим силам и умению и заработать деньги для нормальной жизни. Очень важно начать. Всё зависит от первого, надлежащим образом воспитанного и обученного поколения. Следующие за ним не только воспримут достигнутое первым, но и преумножат его. А результат будет обнадеживающим: эти бродящие бесцельно по улицам столицы призраки, отторгаемые всеми, исчезнут, уступив место живым людям этого же народа». От программы возрождения еврейских общин автор брошюры переходит к ответственности христианских народов за положение евреев Турции: «Прискорбно видеть в наши дни людей, которые не понимают нас, таких же христиан, осмелившихся возвысить голос и требовать улучшения участи еврейской расы в Турции. Другие говорят нам: "Но что мы можем сделать? Причем здесь мы?" Мы убеждены: есть средство им помочь, возродить общину. И это – новая система образования, то есть обучение и воспитание трудолюбием. Нас могут спросить: "Можно ли ждать возрождения народа, у которого всё в прошлом, который когда-то был инициатором всего, что мы получили с Востока, в том числе и в индустрии? Возможно ли вернуть им это трудолюбие?" Думаю, не понадобится слишком много усилий, чтобы добиться полного успеха». Брошюра П. Бодена был издана за три года до открытия двух первых школ Всеобщего еврейского альянса. Спустя более полувека работы альянса произошли разительные перемены. Отдельные школы в еврейских кварталах были открыты уже в конце 60-х годов XIX века на пожертвования отдельных благотворителей. В 1868 году такая школа была основана упомянутым выше распорядителем фонда Ротшильда Альбером Коэном. В 1871 году в районе Пири-паша открылась школа, основанная раввином Якобом Саулом. Однако массовое строительство школ и специально разработанная для еврейских детей система образования – несомненная заслуга Всеобщего еврейского альянса. С 1874 по 1882 год в Стамбуле появилось 10 школ: пять для девочек и пять для мальчиков. Столь энергичные меры постепенно начали давать результаты. Знающая иностранные языки еврейская молодежь смогла теперь включиться в экономическую, политическую и культурную жизнь страны, на равных конкурировать с представителями других этносов. Правда, Альянс не раз упрекали за чрезмерную опеку общин, за то, что он «своими благодеяниями испортил турецких евреев, приучив их по всякому поводу протягивать руку за подаянием». Те, кто видел оборотную сторону действий Альянса, отмечали отсутствие инициативы в среде самих стамбульских евреев, привыкших теперь жить за чужой счет. Шла ли речь о ремонте какого-нибудь строения или о написании некоего документа, заходил ли разговор о борьбе с эпидемией, все обычно восклицали: «Alianza esta alli!» («Альянс там») либо «Alli no esta la Alianza?» («Почему там нет Альянса?»). Всеобщий еврейский Альянс продолжал свою деятельность вплоть до провозглашения Турецкой республики. В соответствии с установленным Танзиматом равенством немусульманских миллетов султанское правительство приглашало на торжественные церемонии и приемы глав различных религиозных конфессий. В октябре 1867 года австрийский император Франц-Иосиф I прибыл в Стамбул по приглашению султана Абдул Азиза. На приеме присутствовал и главный раввин Якир Гиерон. Высокого гостя он приветствовал по-древнееврейски; потом его речь императору перевели на французский. Два года спустя глава столичных еврейских общин прибыл и на аудиенцию, данную султаном императрице Евгении Монтихо, супруге Наполеона III. В 1873 году египетский хедив Исмаил-паша вел переговоры со стамбульскими властями. На приеме в честь хедива во дворце Эмирхан присутствовал главный раввин Моше Леви, нашедший случай поблагодарить Исмаил-пашу за льготы, предоставленные евреям Египта. Евреи вновь включились в политическую жизнь страны, давшей им убежище несколько столетий назад. Первый парламент Турции открылся 23 декабря 1876 года. Среди его депутатов было несколько евреев: от Стамбула – Авраам Аджиман, от Багдада – Менахем Салах, от Боснии – Зивер, от Янины – Дэвидсон Леви. В сенат избрали Дэвидсона Кармону. В парламенте депутаты-евреи, в отличие от христиан, последовательно поддерживали политику османских властей, всё еще рассматривая последние как единственную защиту в условиях враждебного окружения. Память о лояльности османских султанов неизменно сохранялась в еврейских общинах. В апреле 1892 года исполнилось 400 лет с начала бегства сефардов из Испании и прибытия первых переселенцев в Османскую империю. По этому поводу главный раввин Моше Леви был принят во дворце Йылдыз султаном Абдул Хамидом II (1876–1909). Главный раввин преподнес султану турецкий перевод еврейской молитвы, содержавшей признательность султанам за предоставленное в тяжелейшие времена убежище. Текст молитвы был помещен в изукрашенный золотом бювар. Молитву эту читали в синагогах. Еврейские газеты посвятили приему у султана специальные выпуски, описав к тому же бегство из Испании. Правда, надо заметить, что доверие султана к еврейским общинам подчас принимало нежелательные для них формы. Из всех немусульманских миллетов в конце XIX – начале XX века только евреи оставались лояльны к султанскому правительству. Поэтому, ссылаясь на акты Танзимата о равенстве всех подданных, султан предложил Моше Леви обдумать участие евреев в османских воинских формированиях. Главный раввин не мог отказаться. Вслед за согласием Моше Леви последовало одобрение общинного совета. Султан был доволен и милостив: «Двери дворца всегда открыты для вас и всех евреев», – сказал он раввину. Проект мобилизации евреев на военную службу был передан в кабинет министров. Там выразили удовлетворение открытой демонстрацией патриотических настроений иноверческой общины, однако сочли момент неподходящим для реализации проекта. Министры просчитали реакцию других немусульман империи и решили, что воплощение идеи султана стоит отложить. И в XIX, и в XX столетиях в Стамбул продолжали прибывать беженцы-евреи. Султаны, как и встарь, предоставляли им убежище. В 1906 году в столице Турции появились спасавшиеся от погромов беженцы из России. Община помогла им обустроиться на новом месте. Султаны по-прежнему охотно принимали при дворе медиков-евреев. Абдул Хамид II призвал профессора Беера помочь туркам в борьбе с холерой, опустошавшей в начале XX века большие территории османского государства. Султан остался доволен работой Беера и пожаловал медику орден Османие. Менялись времена, что-то менялось и в жизни стамбульского населения. Неизменными оставались лишь разногласия внутри еврейской общины – разногласия как по существенным, так и по самым ничтожным поводам. Сохранился документ, касающийся отлучения от общины журналиста Давида Фреско. Вот его текст: *Стамбульские газеты «Telegrafo», а позднее и «El' Tiempo», редактируемые Давидом Фреско, не могут не вызывать возмущения. Этот журналист уже несколько лет является проблемой для общины вследствие его статей, направленных против морали. Он не только позволяет себе насмешки над религией, врагом которой себя показывает, но к тому же считает возможным оскорблять покойных и ныне живущих раввинов и даже главного раввина не щадит. Очевидно, единственная цель этого человека – предельно унизить своими публикациями нашу святую религию. Мы не можем не реагировать на враждебные выходки именно тогда, когда происходит формирование общинного совета (meclisi cismani), который будет управлять делами общины. И в это время нам приходится закрывать глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать, как он изощряется в дискредитации общинных институтов и тем самым разрушает общину. Поскольку он сеет семена раздора среди единоверцев, пытается разложить общинный совет, который мы формируем с большим трудом, а с момента основания его газеты мы не знаем покоя, нам не остается ничего другого, кроме как применить к вышеназванному Давиду самые жесткие меры. По причине всего сказанного, мы, раввины, члены религиозного совета Стамбула, собрались под председательством нашего высочайшего и почитаемого главного раввина, увенчанного короной [добродетели]. Изучив все пункты этого дела и в соответствии с религиозным законом, принимая во внимание слова и действия вышеназванного Давида, которые причиняют нам вред, мы решили отлучить его от религии и объявить недостойным редактировать газету. Объявляем также, что ни одна еврейская газета, ни один журнал не должны предоставлять ему возможность для публикации. Это решение принято, чтобы остановить причиняемое им зло, чтобы сохранить религию и нацию, а потому оно должно быть выполнено без каких-либо изменений.* *15 кислев 5645 от сотворения * *мира (1885 год).* Далее следуют семь подписей членов религиозного совета. Несмотря на временную приостановку выпуска газеты властями, Давид Фреско продолжал критиковать главный раввинат за царивший в нем беспорядок. Три года спустя его исключили из общины. Текст отлучения был опубликован на ладино и переведен на турецкий язык для властей. Но времена были уже другие. Фреско не пропал. Его имя выплыло позднее, в 1919 году, в связи с визитом группы лиц к главному раввину Хаиму Нахуму. Среди них был и Давид Фреско, по-прежнему остававшийся главным редактором газеты «El Tiempo». Известно, что евреи приняли участие в младотурецкой революции 1908 года. Некоторые вели себя весьма активно. К примеру, Нисим Руссо состоял на службе у Хюссейна Хильми-паши, главного инспектора трех вилайетов Румелии. Примкнув к младотуркам, он занялся распространением плакатов с призывами к революции, которые клеил на стенах домов в Салониках. 22 июня 1908 года Нисим влез на стул в каком-то кафе и открыто призывал публику к восстанию против султана Абдул Хамида II. Он сотрудничал в младотурецких газетах Салоник, а позднее Стамбула. После победы революции и захвата власти младотурками Руссо вместе с другими сторонниками партии «Единение и прогресс» прибыл в Стамбул. Джавид бей, министр финансов в новом правительстве, назначил Руссо главой отделения в своем министерстве. Через некоторое время министр перевел его на другое место, но с прежним жалованьем. Эммануэль Карасу тоже примкнул к младотуркам. Он стал связным партии и координировал деятельность ее членов в Салониках, Стамбуле, в прочих городах страны. У него были и другие обязанности, и он, по-видимому, успешно с ними справлялся. После революции Карасу стал депутатом младотурецкого парламента. В годы первой мировой войны, пользуясь доверием властей, он прилично обогатился на поставках в армию. Сотрудником Нисима Руссо в годы правления младотурок стал Исраэль Ауэрбах, подданный Германии. Руссо и Ауэрбах были связаны с немногочисленной группой стамбульских сионистов. Оппоненты приверженцев сионизма обвиняли их в своекорыстии, попытках использовать движение в собственных целях. После принятия младотурецкой конституции 1908 года в Стамбуле заговорили о сионизме, о доктрине Герцля. В ряде газет на разных языках публиковались статьи о сионистском движении, заявления его лидеров, отклики. Читающая еврейская публика в массе своей воспринимала их с полным безразличием, как нечто вовсе к ней не относящееся. Она не сомневалась, что сионизм лишен перспектив в Османской империи, частью которой была в те годы Палестина. Большая часть еврейской общины была занята очередным этапом внутренней борьбы. Противники главного раввина Моше Леви воспользовались событиями младотурецкой революции 1908 года и сместили его. Новым главным раввином стал Хаим Нахум. Он, в свою очередь, не устраивал другую часть недовольных, и те попытались заменить Нахума его собственным тестем, директором еврейской семинарии. Интрига не увенчалась успехом, но нападки на главного раввина не прекращались. Идеи сионизма играли в этом противостоянии существенную роль. Бывший активный участник движения младотурок Нисим Руссо, потерявший свою должность и рассорившийся со вчерашними сподвижниками, тоже выступил против Хаима Нахума, которому правительство явно оказывало доверие. Руссо решил создать в Стамбуле ячейку сионистского движения и принялся искать спонсоров. К новой своей деятельности он привлек Исраэля Ауэрбаха, не имевшего османского подданства. После Балканской войны 1912 года усилились атаки национальных организаций на младотурецкое правительство. Организации эти требовали прямого вмешательства великих держав в дела страны, требовали расчленения османского государства. В этих условиях Руссо удалось получить разрешение на создание общества, цель которого формулировалась довольно туманно: устройство и компактное поселение евреев в османской Палестине. Вскоре общество было запрещено властями. Что касается евреев, попавших в османский парламент, – Виталия Фараджи, Эммануэля Карасу, Ниссима Маслияха, Иехезкеля Сассона и сенатора Бехора Ашкенази, то они были очень далеки от сионизма. Они сотрудничали с младотурецкой верхушкой, поддерживали ее политику. Поражение турок в Балканской войне способствовало успеху государственного переворота в январе 1913 года, когда к власти пришли противники младотурок – иттиляфисты, члены партии «Свобода и согласие». Вчерашние сионисты Руссо и Ауэрбах при содействии Карасу создали новую патриотическую организацию, лояльную по отношению к новой власти и ни в малейшей мере не отвечавшую интересам еврейских общин. Это был Национальный совет, который помог его создателям удержаться на плаву и в 1919 году. Реформы затронули кроме всего прочего многовековую корпорацию раввинов, имевшую довольно сложную структуру и выполнявшую самые разные функции. Различные звания были упразднены. В июле 1914 года был разработан регламент для корпорации раввинов Стамбула, по которому она подразделялась всего на четыре категории: 1) Шилах Цибур (ведущий молитву) и Мезмерим (певцы); 2) Талмидей Хахомим (мудрецы); 3) раввины, входившие в общинный религиозный совет (meclis-i umumi ruhani); 4) раввины (семь человек), входившие в специальный духовный совет (meclis-i ruhani). Но внутренние перемены не сплотили общину. Особенно острые споры возникали по поводу выборов главного раввина. В 1911 году общинный совет, где было несколько сионистов, затеяли кампанию против главного раввина Хаима Нахума. В газете «El Tiempo» этих людей называли «псевдосионистами», – вероятно, имея в виду корыстные цели, которые те преследовали. Но «псевдосионисты» сумели заручиться поддержкой всех раввинов, входивших в общинный совет. «El Tiempo» вообще считала деятельность совета неконструктивной. Она упрекала раввинов в том, что они занимаются интригами внутри общины, прикрываясь сионистскими лозунгами. В газете говорилось также, что раввины стремятся сформировать новый совет, состоящий исключительно из их сторонников. Каковы бы ни были подлинные цели отдельных группировок внутри общинного совета, не вызывает сомнений тот прискорбный факт, что в общине царили раздоры и члены ее не умели договориться, достичь согласия. Реформированию подвергся и религиозный суд Бет-Дин. Главой суда иногда был главный раввин. В прошлом Бет-Дин занимался и религиозными, и гражданскими, и коммерческими проблемами, причем решал тяжбы не только между евреями. Туда в некоторых случаях обращались и неевреи, имевшие деловые отношения с евреями. В начале XX века юрисдикция этого суда распространялась уже только на религиозные вопросы. Некогда же его власть была столь велика, что он предавал проклятию и отлучению всех признанных виновными членов общины. В 1912 году были реформированы и процедура судебного заседания, и система применения цитат и ссылок, на основании которых принимались решения. И всё-таки община и общинные институты в прошлом столетии менялись очень медленно. В какой-то мере это оправдывалось нестабильностью условий их существования... В июле 1914 года началась первая мировая война. Турция участвовала в ней на стороне Германии и Австро-Венгрии. Все школы, финансировавшиеся странами Антанты, были закрыты. Поскольку школы Всеобщего еврейского альянса были начальными, то еврейские дети, желавшие продолжать образование, посещали турецкие, французские или американские лицеи. В школах Альянса обучение велось на французском языке, а потому многие дети дальнейшее образование получали во французских колледжах и лицеях. Закрытие этих учебных заведений лишило перспектив многих учащихся. В создавшейся ситуации инициативу взяло на себя общество Бней-Брит, основавшее еврейский лицей, где за основу была принята программа государственного лицея «Галата Сарай», тогда лучшего в Стамбуле. Лицей открыли в 1915 году. Обучение в нем велось на французском, помимо него дети изучали древнееврейский, английский, немецкий, турецкий. Среди преподавателей были профессора лицея «Галата Сарай», приглашенные из Франции турецким правительством. Позже общество Бней-Брит основало лицей для девочек, в который, правда, из-за нехватки средств вскоре стали принимать и мальчиков. Лицей Бней-Брит считался одним из лучших в городе. Там учились не только евреи, но и турки, греки, армяне, балканские славяне, поскольку лицей давал право сдавать экзамен на степень бакалавра. В годы первой мировой войны число евреев Стамбула составляло примерно 80 тысяч. В годы Мудросского перемирия, заключенного в 1918 году и стимулировавшего в значительной мере войну турок за независимость, в Стамбул съезжались евреи из различных провинций, особенно тех, где шли бои. Много беженцев прибыло с Кавказа: там русские сражались с турками. Экономический кризис, охвативший после войны многие страны, лишил работы массу людей. Евреи не были исключением. Турецкие порты закрыли не сразу, что дало возможность эмигрировать в Европу и США большому числу желающих. Население Стамбула значительно сократилось. По официальным данным, к 1927 году численность стамбульских евреев снизилась почти вдвое: до 47 035 человек. Дальнейшая история еврейских общин Стамбула определялась уже новыми политическими и правовыми нормами республиканской Турции, в которой были разрушены и прежние традиции, и сами миллеты, и их отношения с центральной властью. Война и послевоенная разруха быстро свели на нет те преимущества, которые еврейская торговля получила в предвоенные и первые годы войны. Оставшимся в республиканской Турции евреям пришлось приспосабливаться к новой власти, новым правилам игры, новым условиям существования, которые отнюдь не сулили спокойной жизни.