Перейти к содержанию
Турист

КАЗАХИ - 4

Рекомендуемые сообщения

21 hours ago, Jagalbay said:

Интересно, почему сейчас казахи не такие широкоплечие

Глядя на реконструкции черепов Абулхаир хана и Кейки батыра возникали похожие вопросы. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

20 минут назад, Kenan сказал:

Глядя на реконструкции черепов Абулхаир хана и Кейки батыра возникали похожие вопросы. 

Выродились :)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

В 24.11.2017 в 23:51, mechenosec сказал:

У нас есть просто мангыт, и хар- мангыт, и шар- мангыт, иштэк- мангыт, самый забавный этноним толга уга мангыт  ( безголовые, безбашенные, т е отчаянные  мангыты) ,ну там фольк , разделяли типа ,чёрные от ногайцев, рыжие от татар, а так буквально мангыт - татар.

А ваши мангыты это татары бывшие?

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

 

 

РАССКАЗ РУССКОГО ТОРГОВЦА О ПОСЕЩЕНИИ ХИВИНСКОГО ХАНСТВА В 1848 ГОДУ.

Разсказ Абросимова.

Я отправился с острова Долгова для торговли в Хиву на 15 верблюдах с разным навьюченным на них товаром и взял с собою старшину с этого острова, Баршевского рода Каламбета Шатыкаева, в качестве вожака и четырех рабочих киргиз.

Обязанность этих рабочих состояла в том, чтобы на ночлегах развьючивать верблюдов, напоить и пустить в степь на хорошую траву.

Один должен был пасти и смотреть чтобы они не зашли далеко беречь от нападения киргизцев, другие были обязаны убрать тюки к одному месту и в продолжение ночи караулить; двое занимались поставлением кибиток близь самых тюков и приготовлением ужина. В исполнении этой обязанности соблюдалась между ними очередь во всю дорогу. Пищу их составляло одно кожу, которое приготовляется очень просто: в горячей воде разбалтывается ржаная мука и для вкуса немного прибавляется бараньяго сала. Для меня с старшиной постоянно приготовлялись чай и баранина; мы имели также пшеничные сухари, сорочинское пшено и некоторые припасы. Встретившихся мне дорогой страшин я обыкновенно приглашал к себе обедать, пить чай и сам их посещал. Разговоры мои с ними были по большей части о Хиве, хане и хивинской торговле, а я им разсказывал о России и таким образом старался покороче познакомиться со всеми старшинами, чтобы в случае обид я мог иметь в них защитников.

И так, разставшись с Каспийским морем, я пустился с упованием на помощь Божию в места чуждыя, к полудиким ордынцам, где нет ни одного человека и ни одного жилья русскаго, в глубь степей киргизских, где предстояло терпеть лишения среди песчаных бугров и от недостатка свежей воды и пищи, и подвергаться неожиданным несчастиям от людей, которые незадолго пред тем занимались захватом русских рыбопромышленников на Каспийском море, и привязанных к хвосту лошади, влачили их за собою в плен и перепродавали в Хиву и Бухару. Но необходимость по торговой цели, короткое знакомство с их обычаями и языком и приобретенная опытность в сношениях с киргизцами, туркменцами и хивинцами поддерживали мой дух в предприятии этого труднаго, никем не посещаемаго из русских пути.

На первый ночлег мы прибыли в аул Адайских туркмен, расположенный у колодца Там кудюк, что значит каменный колодезь. Главным старшиной аула был Даспай, человек мужественный и видный собой; он славится между ордынцами храбростью, и был первым разбойником на Каспийском море. С помощию одного беглаго русскаго солдата Андрея, он брал в плен русских промышленников. Андрей жил у другаго старшины, Чабыка, которому помог приобресть этим промыслом большое состояние. Он пробыл у него 12 лет, заместо роднаго сына и научился уже несколько говорить по киргизски. Но в самое то время, как Чабык задумал женить его на одной ближней своей родственнице, хивинский хан, по ходатайству русскаго правительства, отпустил всех русских пленников из Хивы, которые там в неволе и мучениях томились по 10 и более лет, запретил брать более пленных, а потому потребовал и от Чабыка выдачи Андрея.— Тот сначала отказывался от исполнения приказа и отзывался что ни он, ни дети его своими руками не могут выдать этого Андрея, а представлял хану поручить кому угодно поймать его и от себя уже передать русскому начальству. Причиною отказа Чабыка было то, что он уже совершил над ним обряд усыновления, обратил к исламизму и при его обрезании дал клятвенное обещание Богу и Мухаммеду, за себя и за потомков своих, не выдавать Андрея русским. Андрей, с своей стороны, поклялся пред Богом не изменять ему во время разбоев и нападений на русския суда на Каспийском море; при чем, для большаго убеждения ордынцев в верности своей к ним, срубил с одного русскаго пленнаго голову и выпил кровь его. Однако же Чабык напрасно так много за него старался; по убеждению родственников, он наконец был принужден выдать Андрея, который этого нисколько не подозревал. Комендантом Новоалександровскаго укрепления полковником И.Н.Лихошерстовым был послан старшина Чурунбай Кастыбаев в аул к Чабыку, с требованием немедленной выдачи этого разбойника. Надобно заметить что Чурунбай был очень ловкий и видный собою мужчина, говорил по русски чисто и правильно и довольно образован. Обявив Чабыку причину своего приезда, он убеждал его выдать Андрея, но Чабык никак не соглашался на то; наконец уговорил его меньшой брат Дайцан, человек почетный, не любивший ездить на разбои и баранты, и запрещавший производить набеги даже и другим. Чабык предоставлял им самим его взять и отказался от защиты своего любимца. Идти к нему прямо в кибитку не решались, потому что Андрей имел много у себя оружия; но стали выжидать, когда он сам выйдет из кибитки. Не зная ничего что против него предпринималось, Андрей по обыкновению вышел и пошел к своей скотине, на этот раз без всякаго вооружения; тогда как обыкновенно прежде без шашки или кинжала не делал ни шагу. Караульные дали ему отойти подальше от кибитки, а Чурунбай взял двух киргиз и тихо стал подходить к нему, чтоб не возбудить в нем подозрения. Сойдясь с ним, они завели разговор; между тем один киргизец зашел сзади и схватил Андрея за руки, которыя тотчас связал ему назад. Андрей начал кричать и звать на помощь Чабыка и его детей, но все было тщетно и никто не пришел. Когда Чурунбай привел его в аул, он стал еще сильнее кричать и просить защиты. Наконец понял что его хотят везти в укрепление, потому что и прежде иногда догадывался что Чабык кончит тем, что когда нибудь изменит ему; но Чабык не выходил из своей кибитки до тех пор пока Чурунбай не положил его связаннаго на верблюда и не привязал к нему. Тогда вышел и Чабык, а вместе с ним все его жены и дети проститься с Андреем. Тут Андрей, хотя и плохо еще знавший язык их, начал ему делать упреки и усовещевать его; Чабык не мог удержаться и заплакал; жены же его так рыдали, что вопли их были слышны в соседних аулах; всем им было жаль с ним разстаться. При этой прощальной сцене Андрей говорил Чабыку: "чрез кого ты прославился, Чабык, если не чрез меня, кто тебе приобрел всю эту скотину, которая ходит около аула? мог ли я подумать, чтоб ты изменил мне?" После того просил у него чего–нибудь на память из одежды. Чабык тотчас скинул с себя шелковый халат и сказал: "вот мой, то есть твоего отца халат, носи и не забывай меня, а я тебя буду вечно помнить". На это Андрей отвечал ему грубо: "ты мне не отец, но боготступник, ты изменил своей клятве и обманул и Бога и Мухаммеда". И тут же его отправили.

Чабык и теперь еще жив, но ему свело руки и ноги, так что он совершенно не владеет ими; старшая жена кормит его из своих рук и киргизы говорят что Бог его наказал за Андрея.

Даспай мне разсказывал как они ездили на разбой и Каспийском море брали в плен русских. Но случилось и с ним несчастие; вот как он об нем говорил мне. "Был сильный шторм на море, у нас оборвало все якоря и понесло на лодке косовой к Дербенту; носило нас около 15 дней, и мы даже не знали где находимся, а всех людей со мною было 4 человека русских пленных и 30 человек киргиз; с этими киргизами сидел я в трюме, и так мы плавали около Дербента где встречались и с персидскими судами. Персияне, видя на палубе 4 русских, конечно не догадались, что судно киргизское; на вопросы же их отвечали что идем с кладью в Дербент, или другой какой–нибудь город. Я уже отчаявался возвратиться в свой край, но вскоре переменился к нашему благополучию ветер, и мы стали держаться на С.–В. к Сарташам. На этом пути встретили мы большое судно, стоявшее налево около острова Кулалов, при нем же были три лодки. Подошли к нему мы ночью. Я не имел намерения напасть на него, но мои киргизы настаивали сделать нападение; исполняя их желание, мы тихо подошли к судну и бросились на него в числе 20 человек; прочие оставались на косовой. Однако русский народ сметлив; вероятно нас заметили с вечера; судно было обвязано кругом снастью, т. е. крючками, мой народ, бросившись на судно, запутался в этой снасти, зацепившись кто рукой, кто лицом, кто чем попало. Русские, услыхав стук на палубе, выскочили из трюма и начали бить наших. Видя что наши защищаются плохо и я кинулся на судно; но не знал причины и тоже запутался в снасть. Из наших русские убили четырех человек до смерти; прочие едва успели освободиться и уйти на косовую. При этом случае и я был жестоко зашиблен, так что и до сих пор чувствую боль в спине и голова моя разбита. Тут он показал мне голову; действительно она вся была в рубцах. "Вот что значит, продолжал он, слушаться чужаго разума: не согласись я на желание других, все были бы у меня живы и сам был бы до сих пор здоров".

Между тем поспел и ужин. Для нас приготовлены были азиатския кушанья из баранины и плов; вместо нашего русскаго квасу и пива подавали айрен, т.е. кислое молоко. После ужина я был оставлен ночевать в его кибитке, также был приглашен и Каламбет. Для нас посланы были кошмы, которыя покрыли сверху коврами;— так провели мы тут ночь, а поутру отправились в дальнейший путь.

На вторую ночь приехали мы со всем караваном в аул Табышевскаго рода; этот расположен у подошвы горы Каята, близь колодца Тиусу, т.е. верблюжья вода. Аул этот небольшой, в нем всего три кибитки; мы здесь ночевали, но я ничего особеннаго не видал. Местоположение низкое. Хозяин аула был старичек, и принял меня очень ласково; зарезал для меня барана и приказал изготовить разныя кушанья, которыми угощал меня и проводников моих. Распрашивал о цели моего путешествия, и узнав что я еду в Хиву, пожелал благополучнаго пути. У этого старика был сын, мальчик лет 12–ти, который был очень нездоров; отец спрашивал меня, не знаю ли я средств от его боли; но я откровенно обяснил ему что ничего не знаю и обманывать не хочу; между тем мой киргизский вожак–старшина был сведущ в леченье и славился этим. Мальчик был весь в ранах. Мой вожак посоветовал испытать два средства: 1)присечку огнем, 2)поймать белохвостаго зайчика, который водится в норах, по киргизски аккуйрюк, т.е. белый хвост; из этого зайчика надобно вытопить сало и им мазать раны больнаго один раз в сутки. Поблагодарив за угощение, мы отправились в свою кибитку; он с своей стороны поблагодарил за наставление чем лечить сына. Третью ночь мы ночевали у колодца, называемаго Татарский колодец; когда мы подезжали, то киргизы живущие здесь в небольшом ауле, были заняты переставлением своих кибиток на другия места, встряхивали кошмы и выбивали из них пыль прутьями. Тут было только три женщины и одна девушка; девушку можно отличить потому что на голове у нея должна быть красная шаль; женщины же повязываются белыми шелковыми и коленкоровыми полотнами, на что требуется 6аршин.

Наши верблюды были расположены от них не более как в 100 шагах. Я пошел из любопытства к этим женщинам, чтоб узнать от них какой это аул; подойдя, пожелал им чтоб их дом на новом месте был прочен и счастлив, а оне меня поблагодарили за доброжелание.

—Где же ваши мужья? спросил я, на что получид ответ, что они уехали устраивать на кладбище могильные памятники. Эти памятники делаются у них из камня и становятся они в виде столба. Однако же не всякий киргизец умеет сделать памятник, но есть мастера; эти камни раскрашиваются также и разными маслеными красками, в них врезываются небольшия зеркала. Памятники с зеркалами ставятся над девицами; на памятнике молодых мужчин изображают оружие, ружья, шашки, кинжалы, в знак храбрости и чести умершаго. Памятники продаются у них от 10 до 50 руб. за каждый, смотря по искуству и чистоте отделки. Я беседовал с этими женщинами; оне были очень веселы и разговорчивы; говорили что давно обо мне слышали от своих мужчин, которые для них у меня покупали шали, и в доказательство справедливости своих слов мне эти шали показывали. Я был приветлив и даже шутил; потом когда попросил напиться, девица мне тотчас подала огромнейшую чашку молока, я едва мог держать ее обеими руками; одно было неприятно— что самая чашка была очень ужь нечиста, облеплена ржаным тестом и шерстью от кошом; я не мог много пить и отдал чашку девице, которая и сама была очень неопрятна; поблагодарил за приятный напиток; но заметил что чашка мне руки замарала. Девушка разсмеялась, но мать за то что она не вытерла чашки ее пожурила. Вскоре приехали и их мужчины: старик, по имени Бириназ, с двумя сыновьями; я с ними прежде был знаком; поздоровавшись, он спросил меня, куда я еду, и я обяснил ему что желаю побывать в Хиве, поторговать там, посмотреть на хана и на тамошних жителей. Он пожелал мне благополучнаго пути и разсказывал как ставили памятники. Разставшись с ним мы поужинали, и переночевав, поутру отправились в свой путь. Так продолжали мы ехать далее вполне благополучно.

Чрез несколько дней достигли мы до Кары–тау, т.е. Черной горы. Вечером поздно мы приехали в аул, который был окружен множеством скотины: верблюдами, лошадьми, рогатым скотом и баранами. Мы расположились вблизи этого аула ночевать. Пастухи, сторожившие скот, спрашивали нас, что мы за люди? ответ наш был: проезжие торговцы. Об этом сообщили они в аул, из котораго пришли к нам три киргиза, видные собою, в шелковых халатах. По обычаю их я приказал для гостей послать ковер, на который они и сели сложа ноги; я также к ним присоединился. Они стали по обыкновению распрашивать кто мы и куда едем?— Я им обяснил что русский и еду торговать в Хиву. Тут один из них стал мне советовать, чтобы я воротился, потому что хан меня от себя обратно уже не выпустит; известно что он давно желает иметь при своем дворе такого человека, как я, переводчиком. Другие двое опровергали его, утверждая что он примет меня как гостя; это произвело между ними спор. Я между тем приказал самовар поставить. Так, сидя на ковре, беседовали мы при свете луны, на свежем воздухе, и киргизы, гости мои, безпрестанно понюхивали табачок, передавая друг другу серебряный рожок. На вопрос мой: для чего они пригнали так близко к аулу скотину свою? они сказали мне что в этом месте много волков, которые очень часто режут скотину. Напившись чаю, они ушли к себе, а мы на другой день утром продолжали свой путь далее, по хивинской дороге; на пути мы встретили несколько хивинских караванов. Доехав до Тыман–Тау, т.е. Туманных гор, случилось мне ночевать у одного стараго своего приятеля, старшины Ульчубая; он посещал прежде Новоалександровское укрепление. Я был очень ласково принят им и его женами; меня он знал с малолетства, но мы давно не видались и его очень удивило то что видит меня теперь взрослаго. Я пробыл у него в ауле целый день и ночь, потому что здесь должен был получить, при его содействии, долги свои с киргиз; за это я подарил ему сукна на кафтан, а женам его по 14 аршин ситцу, из котораго оне сшили себе сорочки. Ульчубай давал мне наставления как обращаться с ханом хивинским и со всеми тамошними жителями; он советовал мне быть как можно скромнее, уважительнее, кроме того быть честным, а на их вопросы отвечать короче. По приезде в Хиву, я держался вполне его советов, и это послужило в большую мне пользу, потому что в делах своих с ханом был счастлив, а подданные его султаны, беи и старшины, все меня очень любили.

Когда я стал уже приближаться к реке Аму–Дарье, случилось мне невдалеке от нея ночевать в одном туркменском ауле; по близости этого аула находился и хивинский, в местности низкой, песчаной и для скотины неудобной. Тут я встретил одного пожилых лет хивинца, ехавшаго из Хивы, подобно мне, для торговли с киргизами. От него я много услышал о Хиве и хане; сведения эти оказались мне тоже потом весьма полезными.

Так мы прибыли к реке Аму–Дарье, которая довольно быстра и широка, но неглубока; вода ея очень хорошаго вкуса. На берегу реки стояли небольшия две кибитки, близь них находились два большие парома и много лодок для переправы проезжающих на другую сторону. После нас стали переправлять верблюдов. По ту сторону реки было устроено несколько землянок, в которых жили перевощики и султан, собиравший за перевоз деньги. Плата у них назначена с каждаго верблюда и с лошади по 50 к.асс., а с человека по 5 к. Таким же образом и я должен был явиться к этому султану и заплатить за перевоз себя и каравана. Пока перевозили моих верблюдов, я с султаном прогуливался по берегу, и мы с ним обо многом успели переговорить; он разспрашивал меня об России, а я его о Хиве; при этом он часто курил кальян и угощал им меня. Тут же на берегу была хивинская лавочка, в которой продается кумыс и айрек; мы потребовали айреку; чашка, мерою в полкварты продается по 12 коп. Чашки каменныя самой лучшей работы китайской; у нас в России такия чашки продаются не менее 1 р. сер. за штуку. В это время подехал к этой–же лавке какой–то неизвестный человек, собою видный и мужественный, с большой черной бородой, одетый в хорошую хивинскую одежду; он слез с верховой своей лошади, привязал ее у двери лавочки и входя в нее, сказал по русски: "ах, Боже мой, до чего я дожил здесь, что стали ездить сюда русские торговцы!— Я посмотрел на него с необыкновенным удивлением и страхом; однакож он со мною не продолжал более разговора по русски, а стал говорить по хивински, потому что там собралось много хивинцев пожелавших слушать наш разговор. Он спросил меня кто я таков, и как решился на такую смелую поездку в Хиву? потом вызвал меня из лавочки и мы долго ходили по берегу реки Аму–Дарьи. Когда я спросил его кто он и откуда, он с удовольствием и чистосердечно разсказал мне о себе. Родина его Пензенская губерния и был он дворовый человек какого–то помещика, Чембарскаго уезда; помещик его отдал за какую–то вину в солдаты и он служил в Астрахани, в 45 флотском экипаже боцманом. Случилось ему быть в командировке, в море, на казенном судне, при берегах туркменских или персидских; судно было разбито хищными жителями этих берегов, вся команда и командир взяты в плен и проданы в Хиву. Более говорить было некогда; но я старался узнать от него и о Хиве; он рекомендовал мне одного султана, находившагося при хане и называвшагося Карле. Боцман же этот, по имени Сергей Иванов, имел жительство также в Хиве и обещался со мною еще повидаться когда мы устроимся с товаром в лавках; он уже наперед знал где меня отыскать в городе. Я с ним простился и пустился в путь с своим караваном и данным мне от султана, при перевозе, провожатым; провожатый этот был дан для того чтобы мы не скрыли какого–либо товара при платеже ханских пошлин. Тут–то ужь дорога и все эти места начали казаться мне и дикими и страшными, и эти неприятныя впечатления, с приближением к Хиве, становились для меня все тяжелее.

В этом месте уже проходит можно сказать, большая их дорога, потому что безпрестанно встречаются взад и вперед идущие караваны и табуны скота, прогоняемаго в Хиву, и здесь же случается и воровство: крадут тюки с товаром и угоняют верблюдов. Мы благополучно проехали; только моя верховая лошадь очень измучилась и я часто должен был вести ее в поводу, потому что почва тут песчаная, в особенности пострадали верблюды.

Так мы прибыли к реке Аму–Дарье. После этого назначен был султан для отведения мне лавки и принятия от меня денег русскаго чекана, что и было немедленно исполнено; в получении денег султан выдал мне росписку. В продолжении всей нашей аудиенции у хана, сидел он на нарах, крытых коврами, поджавши ноги; против него стоял кальян, возле сидели три султана; зала другаго убранства, кроме ковров, не имеет; потолок расписан. После того я розыскал султана, котораго мне рекомендовал Сергей Иванов, и очень коротко с ним познакомился.

Занявши лавку, я разобрал свои товары и стал их раскладывать по полкам. Жители же тамошние смотрели на меня, как на какую редкость, безпрестанно входили ко мне и заводили со мною разговоры. В самое короткое время узнала вся Хива о приезжем русском торговце. Многие приходили не для того чтобы покупать товары, а для того, чтобы меня видеть. Я старался оказывать всем уважение и тем распространять круг моего знакомства, и всем я за то стал приятен. Но впоследствии времени, я признаюсь, они мне стали очень надоедать: когда я ходил по базару, они показывали один другому на меня пальцами, говоря: "вот идет русский торговец", потому что не всякий мог меня узнать, ибо я одевался всегда в хивинское платье.

На базаре в Хиве продается все дешевле, чем у нас России; так напр. баранины фунт стоит 5 коп.асс.; рыба белуга по 2 и по 3коп. за фунт; чурек (приготовленный на сковороде большая лепешка) 5 коп.асс., и при том такой величины, что одной достаточно человеку на целый день. Икра у них остается без употребления, потому что не умеют приготовлять ее, а если и идет она в пищу, то только вареная, вместе с рыбой; вязигу и клей обделывают в виде витушек или крендельков и так нанизывают на нитки. Фунт клею по цене в продаже равняется большому барану, т.е. стоит 5 или 6 руб.асс.; пшеница продается по 80 коп. асс. за батман, который заключает в себе нашего весу 1 пуд и 10 фунтов; сорочинское пшено также не дорого и стоит 1 руб., или 1 руб. 20 коп.асс. за батман; дыни, арбузы и другие фрукты родятся во множестве и продаются еще дешевле. Что же касается до жилищ, то их похвалить нельзя; домы построены на дворах и очень плохи; окна в них устроены к верху; улицы узки и нечисты; везде навоз.

Знакомство я приобрел довольно большое и ездил ко многим значительным султанам в гости, и меня принимали очень радушно; угощенье обыкновенно состояло из кабабу (приготовленный на железном пруте или вертеле на огне кусок говяжьяго мяса), бараньяго плова с изюмом и чухонским маслом и разных фруктов; за этим всегда следовал кальян. Жены их мужчинам не показываются, впрочем такую предосторожность мужей я одобряю, потому что хивинския женщины очень страстны и влюбчивы, особенно в русских.

Так мало по малу привык я к жизни в Хиве; торговля однако же сначала шла незавидно; денег для закупки их товаров также у меня не было; за отобранныя деньги ханом мне еще были доставлены следующия замен. Дня через четыре решился сам идти хану. При входе моем на крыльцо спросил один придворный, какой надобностью пришел? я отвечал что имею к хану просьбу, но какую— не обяснил. Между тем, признаюсь, чувствовал страх, чего не случалось никогда со мною пред русским начальством. Когда я вошел в зал, хан был один и курил кальян; хотя я был одет не так, как в первый раз, не по русски, а по хивински, однако он узнал меня с перваго взгляда и встретил с веселым видом словами: "урусан сауды гир!" т.е. русский торговец! Почтение отдал я ему по хивински униженно и старался держать себя как можно вежливее и благороднее, чтобы ему понравиться. Хан спросил меня, где я научился говорить по хивински? Я разсказал ему что живу между киргизами и хивинцами уже около 15 лет; на вопрос же его, сколько всего мне от роду лет? я обявил что 20, и что я был 5–тилет привезен своими родителями в Оренбург и с тех пор нахожусь постоянно между киргизами и хивинцами. Хан похвалил меня за хорошее знание хивинскаго языка, но не одобрил что не изучаю письменнаго, затем спросил, за какою надобностию я пришел и не имею ли к нему просьбы? Я не прямо обяснил ему что пришел за деньгами, но наперед высказал претензию на одного должника своего из киргиз, который не хотел мне платить долга 36 баранов. На это хан сказал: "если твой должник откажется, чем ты можешь доказать, что он действительно тебе должен?" Я отвечал что всем моим рабочим известно что он брал у меня товар. Это знает и старшина, который со мной приехал. Хан приказал наперед послать за старшиной и спросил его: действительно ли мне должен киргизец? Султан это подтвердил и определил самое время когда он брал у меня товар. Хан приказал послать за моим должником. Когда киргиз этот был приведен одним султаном, я не узнал его, так он изменился от испуга при одном взгляде на него хана и строгом его вопросе: "должен ли он мне?" Киргизец отвечал утвердительно, обявив, что должен 36 баранов. Он быть может и отказался бы, но заметил бывшаго тут муллу и вероятно подумал что будет присяга. На вопрос хана, почему он не отдает долга, он обявил что не имеет состояния; тогда хан приказал одному султану отправиться к его родственникам, и убедить их внести за него долг и присовокупил, что если они от этого откажутся, то он должника моего казнит; если же и это не подействует, то взять у них насильно 36 баранов и отдать мне; с ним же, сказал хан, могут они делать что им угодно. Султан отправился, а я послал с ним своего старшину для получения тех баранов, и остался в комнате хана, в намерении просить у него деньги за отобранную у меня сумму. Однако хан так занял меня разговором, что я не мог найти случая о том с ним поговорить. Между прочим он спрашивал у меня о наших царях и их сватьбах и почему они берут в супружество себе из соседних государств и своих дочерей также отдают туда. Потом он обратился к религии; спрашивал, в чем состоят русские посты и какое время определено для молитвы? Я отвечал что молятся утром у заутрени, потом бывает обедня, и наконец вечером вечерняя служба. Далее любопытствовал: справедливо ли то, что женщины ходят с непокрытым лицом, что свободно говорят с мужчинами и вместе с ними молятся в церкви? Когда я ответил что все это так, он изявил свое удивление и смеялся над такими обычаями. За тем прибавил, что он желал бы посмотреть на Россию, на ея жителей, на их свободное обращение, но не знает, как ему в России явиться; ежели в настоящем своем виде, с обычною пышностью хана, то опасается русскаго царя, чтоб он его не задержал, так как хан с ним еще никаких общих дел и советов не имел; за отпуск же русских пленных, царь не ему, как он слышал, а Англии изявил удовольствие. Ехать же под именем какого нибудь торговца он считает неприличным пред своими подданными; и если о том узнает русское правительство, то для него это будет стыдно и не похвально; скажут что хан хивинский занимается торговлею.

Вопросы его были разнаго содержания, на которые я даже из одной скромности затруднялся иногда отвечать. Спрашивал тоже о законах касающихся до бракосочетания царственных особ. Осведомлялся потом: согласны ли наши законы с магометанским, по которому в случае смерти мужа жене дозволяется выходить замуж за брата мужа или за племянника, для того чтобы удержать жену умершаго в том же семействе, за которую заплачен калым, или условленная плата пред венчанием? предлагал вопросы, в чем состоят обязанности наших священников; о законах, относящихся до наследства, о Ново–Петровском укреплении в Мангышлаке и о его начальстве; об управлении государством, о законах божественных, о равенстве или неравенстве богатых с бедными; о времени, на какое избираются в должность чиновники, на определенный срок или на всю жизнь; удивлялся большому числу присутственных мест в Астрахани и говорил что в Хиве, в лице его ханском— одно присутственное место, что он заведывает и военными и гражданскими делами. В случае безпорядка, шума и других каких проступков, виновнаго прежде арестуют, а потом представляют на лицо к нему, хану. Спрашивал, к какому я принадлежу званию. Я обяснил что я крестьянин,— на оброке у помещика, и торговлей занимаюсь на мещанских правах,— и когда сказал что помещик владелец до 10 т. душ крестьян,— удивился, и прибавил что у него в Хиве, самый значительный из подданных не имеет более 5 или 10 человек. Любопытствовал очень узнать, чем занимаются помещики. Спрашивал, не желаю–ли я остаться у него— что он назначает жалованье по 30, 40 и даже 50 золотых особенно тем, кто из русских говорит по татарски. Когда я заметил что не желаю оставить своего отечества, и что я имею родителей, то он прибавил что я могу помогать им и из Хивы.

При этом разговоре вошел служитель и обявил, что готов обед; я встал с места хотел идти, но он опять остановил меня вопросами: женат–ли я? и не имею–ли по крайней мере желания жениться у них в Хиве, на пленнице или на хивинке, и остаться тут на постоянное жительство? Я отблагодарил его за такое внимание ко мне, но отказался от женитьбы на хивинке и постояннаго пребывания в Хиве. Тут я обявил ему что имею нужду в деньгах и просил о выдаче следующей мне суммы; он возразил на это что деньги еще не все переделаны, а что будут готовы на другой день и чтобы я нисколько не сомневался. После этого еще долго продолжал разговор о разных предметах; потом сказал, повидимому для приличия, с веселым видом— не угодно–ли мне с ним откушать, и пошел в другую комнату, а я отправился в свою лавку. Здесь окружили меня хивинцы и стали спрашивать, что я так долго находился у хана; я им ответил коротко, что говорил о разных предметах, но не передал ничего из разговора. Спустя несколько времени возвратился и посланный ханом султан с моим старшиной, они пригнали к моей лавке следовавшее мне в уплату от киргиза число баранов, я хотел таврить (клеймить), по передаче их мне султаном, и отправить к своему пастуху; но киргизы, родственники моего должника, мне этого сделать не позволили, говоря что они мне за своего родственника не плательщики, и предоставляли мне брать должное от того, кому я давал товар; при этих словах должник мой не говорил ни слова. Тогда предложили киргизы идти к хану, надеясь убедить его возвратить им их баранов; я согласился, и мы отправились в сопровождении султана. В это время хан был занят с бухарцами, с которых хивинцы взыскивали за потопление их верблюдов; когда он покончил с ними свои дела, вошли и мы. Выслушав предложение киргизов он разсердился на них, и не распространяясь много, отказал в возвращении им баранов и выслал всех вон. После того через несколько времени, пришел ко мне в лавку султан с деньгами моими; вручая их мне, он спросил, на какую сумму привез я товара; я обявил ему что по стоимости всего на 5,000 руб.асс. Он потребовал назначенной ханом пошлины по 10 коп. с рубля и получил с меня 500 руб., которые тотчас хану представил.

Вскоре после того приехал ко мне в лавку и пленный боцман Сергей и просил меня к себе; я с удовольствием согласился на его предложение и отправился к нему в гости. Сергей жил в городе не в дальнем разстоянии от базара на Бухарском выезде. Приехав к нему, я немало удивился, увидев в его комнате до 20 христианских икон и несколько духовных книг, псалтирь, библию и другия. Я спросил его, как позволяет хан отправлять здесь христианам свою веру; и Сергей мне обяснил что в прежнее время, когда здесь было много пленных русских, тогда с дозволения хана все сходились сюда молиться Богу, читались часы; но обедни не совершали, и потому он выписал из Оренбурга эти книги и образа; посты соблюдали, он и другие, только на первой и последней неделе поста; вполне же исполнять, обязавшись семейством из хивинскаго рода, невозможно. После выкупа пленных, русских осталось здесь немного и они молятся по домам; когда он брал первую жену, то отдавали за него неохотно, как за русскаго, во второй же раз женился свободнее и взял жену из знатнаго ханскаго дома. Хан не желает чтобы русские женились на русских; тоже случилось и с ним. Хан расчитывает что женившись на хивинке, русский будет преданнее хану. Кончив это обяснение, он растворил дверь в другую комнату и сказал мне:"посмотрите, вот мое семейство". Заглянув туда, я увидел сидевших там двух хивинок; одна была лет 40, а другая лет 25, это были его жены. Я пробыл у него довольно долго. Он потчивал меня пловом и ременчиком, т.е. вареными сливками, причем я ему предложил вопрос о его занятиях; он мне отвечал что по поручению хана он заведывает его артиллерией и обучает солдат ханских, из пленных персиян, маршировать и ружейным приемам и очень любим ханом. Поблагодарив за угощение, я отправился. Во время моего пребывания в Хиве, он часто меня навещал, и я его тоже. Однажды я вместе с ним ездил в гости к одному султану, который в образе жизни своей держался обычая нашего, и жен своих от нас не скрывал; я с этими женами много беседовал и оне распрашивали меня о жизни и обхождении русских женщин. Я разсказывал им, как наши женщины свободно ходят по улицам, по гостям и во всякое время могут видеть мужчин и беседовать с ними не закрывая своего лица. Наши свадебные обряды также их очень интересовали; я им разсказывал об них во всех подробностях и обяснил что у нас больше одной жены нельзя в одно время иметь; оне этот обычай очень похвалили. Эти женщины были одеты в шелковыя рубашки; грудь у них убрана была жемчугом и разными драгоценными каменьями; на головах оне имели шелковыя, выстеганныя на вате шапочки, также убранныя жемчугом и каменьями. У старшей жены была дочь лет 12–ти; она качала в колыбели ребенка и прибаюкивала его своею песнею; я долго слушал, и когда она кончила свое пение, похвалил ее; свойственная ей, как девушке, стыдливость заставила ее покраснеть. Слова этой колыбельной песни были следующия: "Не плачь, не плачь, отец придет, барана зарежет, а мать придет, сала даст; сала поешь, плакать перестанешь". Проведя время в приятной с ними беседе, я поблагодарил хозяина и молодых хозяек за угощение и отправился домой.

Случилось мне ехать однажды мимо их кладбища; тут меня чрезвычайно поразил странный обычай. Несколько киргиз разрыли одну могилу и вытащили оттуда труп умершаго, который был уже довольно давно похоронен издавал от себя сильный смрад. Когда они положили его на земле, один из киргиз вынул ножик и начал счищать у умершаго мясо с костей и, разбирая кости по составам, складывал их в мешок. Такое удивительное занятие заставило меня спросить их, для чего они это делают? В ответ я получил следующее обяснение: умерший был уроженец с Туманных гор, а скончался здесь и похоронен на чужом для него кладбище. Киргизы эти были его родственники и приехали с его родины для забрания его костей, которыя они должны доставить к его родителям. Умерший, по их словам, не был еще оплакан своими родителями, женами и детьми; по их обыкновению они должны совершить над ним обряд оплакивания, и тогда его кости похоронят близь роднаго аула. Кости должны быть собраны и сложены по составам, чтоб представляли полный остов человека. По принятому у киргиз обычаю или их закону, умершаго человека нельзя хоронить на чужой стороне, а должно привезти труп на родину. Разсказав это, они прибавили:"теперь, когда мы привезем его кости домой, к его семейству, родители обязаны подарить нам за это каждому по лошади, и подаренныя лошади должны быть покрыты коврами или шелковыми халатами".

Я жил в Хиве уже около 40 дней. В это время праздновал хан день имянин одной из своих жен; на этот праздник или бал был приглашен и я. В саду был раскинут большой шатер из кошом, по средине котораго было возвышение в роде сцены. Я приехал туда в сопровождении оренбургскаго купца З... который, однакоже, в торговых делах своих имел весьма мало счастия и продажа его товаров шла плохо.

При входе нашем в шатер, мы застали хана, сидящаго впереди; около него султаны; нас пригласили сесть по другую сторону хана; З... указано ближайшее к нему место; следующее мне, а подле меня одному армянину. Было тут несколько музыкантов и гостей человек 70. Начались представления: на возвышении шатра сперва явилась пляшущая кукла; после нея отличались в национальных плясках два хивинца, а за тем на протянутом канате плясал мальчик. Потом вышел хивинец–певец и пел под музыку разныя песни о подвигах своих соотечественников и победах над персиянами. Вслед за певцом приказано было ханом привести разных зверей, и на сцену явились дикия лошади, аркоры, лисы, дикия кошки, белый медведь и многие другие; хан сам передавал нам обяснения о них. За зрелищами последовал ужин, его составляли следующия блюда: вареная баранина, пирожки с бараниной, жареныя в масле лепешки, плов, ременчик или вареныя сливки; за кушаньями подавали напитки— арьян и кумыс; в заключение принесли кальяны; по окончании ужина мы отблагодарили хана за угощение и оправились в лавки. Спустя несколько дней после этого пиршества, я стал приготовляться в путь к выезду из Хивы, променяв последний свой товар на хивинские шелковые и бумажные халаты, которые продавал потом по степи киргизам.— О намерении своем отправиться я пошел обясниться с ханом; его уже не было дома, он выехал в это время в какой–то султанский аул, и мне сказали что прежде недели не возвратится. Я думал отправиться не дождавшись хана, но меня султаны удержали, не дозволив уезжать без хана. Я этого немного испугался, подозревая в хане какия–нибудь намерения против меня.

Так ждал я 5 дней. По приезде хана, я пошел к нему просить дозволения уехать; он разрешил мне отезд в весьма ласковых словах, прося меня, по приезде в Россию, не жаловаться на него, и прибавил:"вам кажется от меня и моих подданных никакой обиды не было; предложите и прочим торговцам, не пожелает ли кто из них приехать сюда торговать; обиды им от меня никакой не будет". Приглашал опять меня остаться у него навсегда, на что я отвечал, что у меня есть родители, и я у них один. Распростившись с ханом я поехал прощаться с Сергеем. (Кто был этот Сергей, обяснено выше). Он мне подарил разных фруктов и чуреков на дорогу и проводил меня из Хивы с некоторыми знакомыми султанами. При прощаньи со мной, Сергей не мог даже удержаться от слез. Так разстался я с Хивой и со всеми тамошними приятелями моими.

Во время пребывания моего в Хиве, мне понравились аргамаки. Пища их джувара, в роде нашей гречухи. Аргамаки менее едят нежели лошади и могут в дороге пробыть до 4 дней без пищи. Они способны только к верховой езде; величиной с большую лошадь, тонки, высоки, подбористы, легки. Пищей же кроме джувары им служит трава и овес, но овес не так полезен, потому что имеет шелухи много. Пуда джувары, который стоит 70 к.асс., достаточно ему на 10 дней. В Хиву доставляют их туркмены и седла употребляются только туркменския; но киргизския и казацкия наши неудобны; на бегу аргамаки, по гибкости и способности сильно вытягиваться всем корпусом, уподобляются зайцам и вдвое быстрее русской хорошей лошади; смирны и умны, переплывают через реку решительно; покорны, и в табунах не дики, ручны. Аргамак покупается по 100 р. и более.
Н.Михайлов.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

В 01.12.2017 в 21:07, Kenan сказал:

Глядя на реконструкции черепов Абулхаир хана и Кейки батыра возникали похожие вопросы. 

Где можно глянуть?

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

21 минуту назад, Jagalbay сказал:

Интересно, насчет молитвы

Ну неизвестно о каком народе шла речь.

 

А этот фрагмент неужели не интересен:
 

Цитата

 

И так, разставшись с Каспийским морем, я пустился с упованием на помощь Божию в места чуждыя, к полудиким ордынцам, где нет ни одного человека и ни одного жилья русскаго, в глубь степей киргизских, где предстояло терпеть лишения среди песчаных бугров и от недостатка свежей воды и пищи, и подвергаться неожиданным несчастиям от людей, которые незадолго пред тем занимались захватом русских рыбопромышленников на Каспийском море, и привязанных к хвосту лошади, влачили их за собою в плен и перепродавали в Хиву и Бухару. Но необходимость по торговой цели, короткое знакомство с их обычаями и языком и приобретенная опытность в сношениях с киргизцами, туркменцами и хивинцами поддерживали мой дух в предприятии этого труднаго, никем не посещаемаго из русских пути.

На первый ночлег мы прибыли в аул Адайских туркмен, расположенный у колодца Там кудюк, что значит каменный колодезь. Главным старшиной аула был Даспай, человек мужественный и видный собой; он славится между ордынцами храбростью, и был первым разбойником на Каспийском море. С помощию одного беглаго русскаго солдата Андрея, он брал в плен русских промышленников. Андрей жил у другаго старшины, Чабыка, которому помог приобресть этим промыслом большое состояние. Он пробыл у него 12 лет, заместо роднаго сына и научился уже несколько говорить по киргизски. Но в самое то время, как Чабык задумал женить его на одной ближней своей родственнице, хивинский хан, по ходатайству русскаго правительства, отпустил всех русских пленников из Хивы, которые там в неволе и мучениях томились по 10 и более лет, запретил брать более пленных, а потому потребовал и от Чабыка выдачи Андрея.— Тот сначала отказывался от исполнения приказа и отзывался что ни он, ни дети его своими руками не могут выдать этого Андрея, а представлял хану поручить кому угодно поймать его и от себя уже передать русскому начальству. Причиною отказа Чабыка было то, что он уже совершил над ним обряд усыновления, обратил к исламизму и при его обрезании дал клятвенное обещание Богу и Мухаммеду, за себя и за потомков своих, не выдавать Андрея русским. Андрей, с своей стороны, поклялся пред Богом не изменять ему во время разбоев и нападений на русския суда на Каспийском море; при чем, для большаго убеждения ордынцев в верности своей к ним, срубил с одного русскаго пленнаго голову и выпил кровь его. Однако же Чабык напрасно так много за него старался; по убеждению родственников, он наконец был принужден выдать Андрея, который этого нисколько не подозревал. Комендантом Новоалександровскаго укрепления полковником И.Н.Лихошерстовым был послан старшина Чурунбай Кастыбаев в аул к Чабыку, с требованием немедленной выдачи этого разбойника. Надобно заметить что Чурунбай был очень ловкий и видный собою мужчина, говорил по русски чисто и правильно и довольно образован. Обявив Чабыку причину своего приезда, он убеждал его выдать Андрея, но Чабык никак не соглашался на то; наконец уговорил его меньшой брат Дайцан, человек почетный, не любивший ездить на разбои и баранты, и запрещавший производить набеги даже и другим. Чабык предоставлял им самим его взять и отказался от защиты своего любимца. Идти к нему прямо в кибитку не решались, потому что Андрей имел много у себя оружия; но стали выжидать, когда он сам выйдет из кибитки. Не зная ничего что против него предпринималось, Андрей по обыкновению вышел и пошел к своей скотине, на этот раз без всякаго вооружения; тогда как обыкновенно прежде без шашки или кинжала не делал ни шагу. Караульные дали ему отойти подальше от кибитки, а Чурунбай взял двух киргиз и тихо стал подходить к нему, чтоб не возбудить в нем подозрения. Сойдясь с ним, они завели разговор; между тем один киргизец зашел сзади и схватил Андрея за руки, которыя тотчас связал ему назад. Андрей начал кричать и звать на помощь Чабыка и его детей, но все было тщетно и никто не пришел. Когда Чурунбай привел его в аул, он стал еще сильнее кричать и просить защиты. Наконец понял что его хотят везти в укрепление, потому что и прежде иногда догадывался что Чабык кончит тем, что когда нибудь изменит ему; но Чабык не выходил из своей кибитки до тех пор пока Чурунбай не положил его связаннаго на верблюда и не привязал к нему. Тогда вышел и Чабык, а вместе с ним все его жены и дети проститься с Андреем. Тут Андрей, хотя и плохо еще знавший язык их, начал ему делать упреки и усовещевать его; Чабык не мог удержаться и заплакал; жены же его так рыдали, что вопли их были слышны в соседних аулах; всем им было жаль с ним разстаться. При этой прощальной сцене Андрей говорил Чабыку: "чрез кого ты прославился, Чабык, если не чрез меня, кто тебе приобрел всю эту скотину, которая ходит около аула? мог ли я подумать, чтоб ты изменил мне?" После того просил у него чего–нибудь на память из одежды. Чабык тотчас скинул с себя шелковый халат и сказал: "вот мой, то есть твоего отца халат, носи и не забывай меня, а я тебя буду вечно помнить". На это Андрей отвечал ему грубо: "ты мне не отец, но боготступник, ты изменил своей клятве и обманул и Бога и Мухаммеда". И тут же его отправили.

Чабык и теперь еще жив, но ему свело руки и ноги, так что он совершенно не владеет ими; старшая жена кормит его из своих рук и киргизы говорят что Бог его наказал за Андрея.

 

 

 

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

25 минут назад, Jagalbay сказал:

Интересно, насчет молитвы

Действительно, ведь по идее бог=небо, а в молитве бог сотворил небо и землю. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

3 минуты назад, Le_Raffine сказал:

Ну неизвестно о каком народе шла речь.

 

А этот фрагмент неужели не интересен:
 

 

 

 

Фрагмент  интересен. Только  адайские туркмены не похожи на потомков ЧХ, которые по идее  не предают своих "кровников".

Вообще  ваш  рассказ  в целом крайне  интересен.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

1 минуту назад, Boris Suvorov сказал:

Фрагмент  интересен. Только  адайские туркмены не похожи на потомков ЧХ, которые по идее  не предают своих "кровников".

Вообще  ваш  рассказ  в целом крайне  интересен.

А что туркмен-адаи не люди? :)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Вообще  историей  татаро- монгол  интересуются  плотно  и  украинские  историки.  К примеру,  Владимир Белинский: Монголы это не монголы, а тюрки. Московия — угро-финны

ЧИНГИСХАН НЕ БЫЛ МОНГОЛОМ.
НА РУСЬ НАПАЛИ ТЮРКИ

Недавно вышла из печати книга украинского историка Владимира Белинского «Украина-Русь». Большая ее часть посвящена татарскому периоду в истории Украины — от Батыева похода 1240 к битве на Синей Воде в 1362 году.

Прежде чем говорить о Батые и его завоевательном походе давайте выясним состав монгольского войска, которое напало на Русь в 1240 году.

Хочу сразу расставить все точки над «і». Чингисхан не был монголом. Не было монголов и в его войске. На Русь напали тюрки. Темиршина выбрали правителем четыре казахские роды. Кияты, киреиты, найманы и меркиты, — это не монгольские, а тюркоязычные племена. Остатки племен до сих пор есть на территории современного Китая, но язык племен — казахский. При жизни Чингисхана государственным языком его империи была родственный казахскому уйгурский язык. Отец Темуджина (в казахской произношении Темиршина) Есюгей был ханом киятов. Матерью — Оян из рода меркитов . Жена Чингисхана — Борте была дочерью казахского рода кониратов. Сыны покорителя мира носили тюркские имена. Сам Чингисхан (Шингисхан) казахском означает «лучезарный хан». У монголов ни тогда, ни сейчас нет таких имен. Слово «хан» тоже исключительно тюркское, а не монгольское. Монголы своих правителей называли титулом «контайчи».

Выбирали Чингисхана на обычном казахском курултае. У монголов такого слова нет. Только казахи, исповедовавшие тенгрианство, хоронили своих покойников в тайных местах, о которых мало кто знал. Об этом обычае писал европейский посол в Золотую Орду Плано Карпини. Он видел этот обряд. В те времена монголы увозили своих умерших на кладбище и оставляли там под открытым небом.

фальсифицировали много русских летописей с одной целью: привязать земли современной России к Киевской Руси и к самому Киеву. Западные источники, куда не добрались россияне, ничего подобного не утверждают. Посол французского короля к хану Батыю Гийом де Рубрук в 1253 году говорит, что за Доном заканчивались границы Руси.

Современные генные исследования утверждают, что монголы и тюрки — совершенно разные народы. В Казахстане раскопали могилу старшего сына Чингисхана — Джучи. Генное исследование его останков подтвердил эту истину — в роду Джучи не было монголов. На всех старинных европейских картах никогда не писали «Монголия», а всегда «Татария».

А откуда взялись монголы?

Такой термин появился в русской историографии в 1823 году. Россияне скрывали этот факт, чтобы не признаваться в том, что в свое время их покорили казахи, впоследствии вошедшие в состав Российской империи. Поэтому всю славу завоевателей отдали далеким монголам.

Во всех учебниках истории пишут, что зимой 1237-38 годов татары покорили Северо-Восточную Русь, взяв штурмом города Рязань, Владимир-на-Клязьме, Суздаль, а уже потом в 1240 напали на нынешнюю Украину.

Никакой Северо-Восточной Руси никогда не существовало в природе. Это все выдумки имперских историков. От царя Петра I к Екатерине ІІ они вывезли и фальсифицировали много русских летописей с одной целью: привязать земли современной России к Киевской Руси и к самому Киеву. Западные источники, куда не добрались россияне, ничего подобного не утверждают. Посол французского короля к хану Батыю Гийом де Рубрук в 1253 году говорит, что за Доном заканчивались границы Руси. К северо-востоку от этих границ лежала страна Моксель. Точка. Очевидно, там руководили князья — русичи, которым не досталось престола на родине. Ранее они покорили угро-финские племена. Первые шаги делала православная церковь. Но население было сплошь угро-финское. Именно на эту страну напал Батый зимой 1237-38 годов.

Есть еще какое-либо подтверждение этого факта?

Безусловно. Венгерский монах-католик Юлиан с миссионерской миссией дважды путешествовал на историческую родину угров — территорию нынешнего Башкортостана. Второе путешествие зимой 1237-38 годов застало его именно в стране Моксель. Он писал, что один властелин этой земли попытался скрыться от татар и был убит на реке Сить. Другой сдался и вместе со своим войском участвовал в военном походе на Европу 1240-41 годах. Погиб в Германии. С тех пор эта земля вошла в          состав Золотой          Орды  и          управлялась   исключительно потомками Чингисхана. Свидетельство монаха Юлиана не изданы в России до сих пор.

Видно, опять придется переписывать учебники истории. Особенно в той их части, где говорится о вторжении предков современных монголов во главе с ханом Батыем на Русь. Поскольку монголов там вообще не было. И это уже факт научно доказанный, неоспоримый.

Однако почему же подобная трактовка стала возможной? Да потому, что долгое время считалось, что племя найман, стоявшее во главе похода армий Батыя, является монгольским. Отсюда и соответствующие выводы. Пока, наконец, не случилось то, что рано или поздно должно было произойти. Ученые-монголоведы были поставлены перед неопровержимыми уликами, доказывающими тюркские корни этого племени. И отныне уже, а если быть точными, с 2001 года, официальная наука причисляет племена найман, конрат, меркит к племенам тюркским. А ведь именно эти четыре племени, включая племя кият, родом из которого вышел Чингисхан, избрали его своим ханом на курултае 1206 года.

Что было дальше – уже известно. Армии Чингисхана завоевали Китай, Хорезм, Иран, создав величайшую в мире империю. И теперь уже внук великого полководца Батый отправляется походом на Русь во главе своей объединенной армии, состоящей из казахских племен: найман, кереев, конрат, меркит, аргын, жалаир, кыпшак, дулат, алшын, ошакты, ысты, шапырашты, барлас, поддерживаемых татарами. Поэтому и поход Батыя на Русь нужно рассматривать, как сугубо тюркское вторжение на русские земли, но никак не монгольское. Если быть честными до конца.

Но это мы все знаем. Вопрос в другом: как в свете этих новых знаний отстаивают свою позицию монголоведы? Ведь они оказались сегодня вынужденными признать под напором неоспоримых фактов и доказательств, что роды найман, конрат и меркит – тюркские. И вместе с тем они же продолжают с упорством, достойным лучшего применения, все еще утверждать, что род кият, откуда вышел Чингисхан, является монгольским.

И где-то их можно даже и понять. Ведь это их последний на сегодня защищаемый окоп. Форпост. Рубеж обороны, который они собираются отстаивать любой ценой, даже ценой потери своего научного авторитета. Потому что дальше им отступать уже некуда.

А между тем оборона монголоведов трещит по всем швам. Их обходят и с флангов, и с тыла. Со всех сторон. Накануне решающего генерального наступления. Их атакуют прямо в лоб. Им задают вопрос: – «Почему во всех походах Чингисхана участвовали только тюркские племена, если верить древнекитайским хроникерам, и не отмечено ни одного монгольского? – Они молчат как партизаны. – Почему – спрашивают их, строя тюркскую государственность, Чингисхан наделял привелегиями исключительно тюрков, и ничего при этом не говорится в истории о монголах? – Монголоведы хранят тишину. – Почему? – опять недоумевают любопытные – Чингисхан, если он монгол, молился чуждому тюркскому Богу Тенгри, а не скажем – матери-оленихе, которой в те времена поклонялись языческие предки нынешних халха – монголов? И опять в ответ со стороны наших монголоведов только гробовое молчание. Да, да. Я не ошибся. Тому самому древнему тюркскому божеству Тенгри, столь известному своим «националистическим» изречением: «Эй, тюркские беи! Пока Небо не сдавит Землю, а Земля не разверзнется, знайте, тюркские улусы, тюркские государства, тюркские семьи, – тюркское владычество не исчезнет. Рек пролитой крови, костей наших, лежащих как горы, будьте вы достойны! Эй, бессмертный тюркский улус (нация), осознай все это и гордись!»

Причем, не ответив на эти наши вопросы, они, монголоведы, еще что-то пытаются разыгрывать. Какую-то свою карту. Им говорят:

– В лондонском списке древнего эпоса «Огуз – Наме», датируемого известным российским ученым Бичуриным IV веком до нашей эры, приводится следующая древнетюркская легенда, повествующая о роде Кият: «Родоначальник его был хорошим стрелком из лука, однако стрелял Кият (наискось) и все равно попадал точно в цель. Поэтому основателю рода дали имя Кият, то есть стреляющий наискось».1 И они, наши монголоведы, тут же отвечают:

– Это фальшивка. Сделанная специально для того, чтобы доказать принадлежность Чингисхана к тюркам.

Да?! Ничего себе – фальшивка?! Написанная в IV веке до нашей эры, чтобы уже оттуда, из глубины веков, обосновать события, которым еще только предстоит случиться через многие сотни лет!!! Вот это да! Вот это по-нашему! Надо же!

И тут же, кстати, или, быть может, для кого-то и некстати совсем, но на ум приходит еще один достоверный исторический факт. К примеру, как могут монголоводы объяснить то, что до начала XX века, а если быть точными, то до 1921 года территория современной Монголии именовалась Туркестаном?

То есть получается, что изначально это были земли кочевых тюрков, из которых те вынуждены были в XIII веке вместе с Чингисханом переселиться в казахские степи (в центр своей созданной Великой империи), чтобы уже отсюда, из центра, можно было оперативно управлять огромными завоеванными территориями. Все очень даже логично.

И наконец наш последний аргумент в этом споре. Монголоведы советской школы, выискивая монгольские корни Чингисхана, часто любят ссылаться на русский перевод «Сокровенного сказания монголов», забывая упомянуть, что этот перевод был сделан историком С.А. Козиным по распоряжению товарища Сталина на двадцатилетие единственного союзника СССР на тот период – Монгольской Народной Республики. И в нем немало искажений. Причем сами монгольские историки переводят затем текст «Сокровенного сказания монголов» не с языка оригинала, а уже с искаженного русского перевода, добавив к существующим погрешностям текста еще и свои подчистки. Доказательства этому приводятся в книге известного казахстанского историка и писателя Калибека Даниярова.

И здесь надо отдать должное западным ученым, сумевшим с древнемонгольских списков осуществить стилистически почти безупречный перевод текста «Героического эпоса Чингисхана» или, что одно и то-же «Сокровенного сказания монголов» на латиницу.""""

 

Я тут привел частично выдержки  из книги  Владимира  Белинского.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

2 минуты назад, Zake сказал:

А что туркмен-адаи не люди? :)

Я  не говорю о том, что они не люди, по идее  приемный отец не должен был  выдать сына,  а придумать что  то  умнее.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

4 минуты назад, Boris Suvorov сказал:

Я  не говорю о том, что они не люди, по идее  приемный отец не должен был  выдать сына,  а придумать что  то  умнее.

Конечно, мог придумать. 

Я думаю ему просто выгодно было сдать его. Чтобы не делиться. Денежно-имущественный вопрос все решил. 

В итоге за это и поплатился. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

3 минуты назад, Zake сказал:

Конечно, мог придумать. 

Я думаю ему просто выгодно было сдать его. Чтобы не делиться. Денежно-имущественный вопрос все решил. 

В итоге за это и поплатился. 

Да  есть  БОГ  на свете.  Да жадность  фраера.......................

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Только что, Boris Suvorov сказал:

Да  есть  БОГ  на свете.  Да жадность  фраера.......................

А  так эта история  крайне яркая  могла  бы  стать частью  литературного  произведения. Жизнь  она  описывает самые  яркие  и драматичные  истории.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

9 минут назад, Zake сказал:

Я думаю ему просто выгодно было сдать его. Чтобы не делиться. Денежно-имущественный вопрос все решил. 

В итоге за это и поплатился. 

Скорее сделал это под давлением родни, как и пишет автор, ведь не всем могло понравиться, что он усыновил русского солдата. Кроме того с двух сторон на него наседали русское правительство и Хивинский хан, а просто спрятать Андрея в виду его внешности было бы малореально.

Наверное единственным выходом было бы переправить его в Коканд или Бухару, которые не были под влиянием русских, а там он вполне мог сделать себе неплохую военную карьеру, как мусульманин, владеющий языком плюс бывший русский солдат, которые там очень ценились.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

3 минуты назад, Le_Raffine сказал:

Скорее сделал это под давлением родни, как и пишет автор, ведь не всем могло понравиться, что он усыновил русского солдата. Кроме того с двух сторон на него наседали русское правительство и Хивинский хан, а просто спрятать Андрея в виду его внешности было бы малореально.

Наверное единственным выходом было бы переправить его в Коканд или Бухару, которые не были под влиянием русских, а там он вполне мог сделать себе неплохую военную карьеру, как мусульманин, владеющий языком плюс бывший русский солдат, которые там очень ценились.

История тем  и  сильна  по воздействию, тем  и драматична, что  закончилась предательством. Счастливый конец только в американских  фильмах.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

1 минуту назад, Boris Suvorov сказал:

История тем  и  сильна  по воздействию, тем  и драматична, что  закончилась предательством. Счастливый конец только в американских  фильмах.

Да. Но в сущности Андрей был таким же предателем, что не оправдывает никоим образом Чабыка. В общем все получили по заслугам.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

3 минуты назад, Le_Raffine сказал:

Да. Но в сущности Андрей был таким же предателем, что не оправдывает никоим образом Чабыка. В общем все получили по заслугам.

Насколько  я понял  Андрей  молодой  пацан  которого  приручил  и воспитал Чабык. А вообще -то  вы наверное правы "каждому - свое".

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Только что, Boris Suvorov сказал:

large.59ef509a9780d_-).jpg.94fb94617f9c2bc94790868ed5f13702.jpg

Антропологи  вроде  восстанавливают, а когда  сравниваешь  с настоящим портретом написанным  настоящим  художником Джоном  Каслом  в 1736  году   то  различия  существенные. Художник  то писал  с натуры. Получается  антропологи КЗ сделали  изображение  при восстановлении  похожими  на себя  родных.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Гость
Эта тема закрыта для публикации ответов.


×
×
  • Создать...