Лидеры

Это путевой дневник китайского путешественника в Монголию в 1248 г., который просто заносил в дневник свои путевые впечатления (а может не просто, а с разведывательными целями). В книге прекрасно описана система почтовых станций Монгольской империи. Текст дневника был переведен еще XIX в. замечательной личностью - архимандритом Палладием (Кафаровым) и издан в 1867 г. в "Записках Сибирского отдела ИРГО", кн. 9-10.

http://forum.molgen.org/index.php/topic,7486.msg265624.html#msg265624

РАННЕМОНГОЛЬСКАЯ КУЛЬТУРА. Могильники раннемонгольской культуры располагаются, как правило, на южных, юго-восточных и юго-западных склонах гор и сопок, хорошо прогреваемых солнцем. На седловинах, гребнях и перевалах они встречаются редко. Количество курганов обычно не более 10-15. Большие могильники - редкость. Каменные курганные насыпи имеют круглую, овальную и изредка подпрямоугольную форму. Диаметр насыпей достигает 5-6 м. Кладки курганов раннего, хойцегорского этапа VII-X вв. очень плотные, сооружены из нескольких слоев камней. Толщина их достигает 50-60 см, а максимальная - до 100-120 см. По краям располагаются крупные камни, образующие крепиду. Они предохраняликаменную насыпь от развала. Иногда в центре высокой насыпи бывает установлен высокий, вертикально поставленный камень. По краям насыпь часто круто опускается вниз. Курганы позднего, саян-туйского этапа Х-ХIV вв. конструктивно устроены гораздо проще. Кладки принимают уплощенный вид. Камни нередко укладываются в один ряд, со значительными пустотами между ними. Возможно, над могилами имелись земляные насыпи, поверх которых располагалась каменная обкладка. Такая насыпь со временем могла оплыть, и курган приобретал вид уплощенной кладки. Под кладками курганов находятся могильные ямы. Размеры их зависели от возраста умершего человека. Глубина колеблется от 50 см до 2 м. Во многих курганах могильные ямы смещены от центра к северному краю насыпи. Возможно это делалось с целью предотвращения ограбления или осквернения могилы. В некоторых случаях встречаются так называемые подбои - на дне могилы сбоку выкапывалась ниша, чаще с северной стороны. В ней и производилось захоронение. В таких случаях подбой закрывался каменными плитами или деревянной загородкой. По-видимому, такой вариант погребения применялся к людям относительно высокого социального положения, т. к. захоронения в подбоях сопровождаются более богатым инвентарем. Умершие лежат в могилах обычно на спине, реже на правом или левом боку и изредка ничком «на животе». Внутри могильных ям какие-либо конструкции, как правило, отсутствуют. Из встреченных зафиксированы каменные ящики, деревянные гробы, колоды, многослойные берестяные мешки, умерших заворачивали в войлок или овчину. Сопроводительный инвентарь представлен разнообразными изделиями из железа, реже бронзы и драгоценных металлов, а также из кости, стекла, дерева и бересты (рис. 51). Редко встречается керамика. В мужских захоронениях преобладает оружие, представленное наконечниками стрел, костяными и роговыми накладками луков, наконечниками копий, ножами. Однако отсутствуют сабли, палаши. Очень редко фиксируются панцирные пластины. Конская сбруя представлена удилами и другими деталями узды. В женских могилах обычны украшения и находки инвентаря производственного характера. В детских могилах инвентарь обычно отсутствует. Керамические сосуды встречаются редко. Облик инвентаря в погребениях на всем протяжении существования раннемонгольской культуры подвергся изменениям в соответствии с динамикой развития материальной культуры населения евразийских степей эпохи средневековья. Но внутри выделенных этапов в значительной степени неизмененными оставались конструкция курганов и внутримогильных сооружений. Еще более яркой чертой, связывающей захоронения под курганами раннемонгольской культуры в единую этническую общность, явился обрядовый ритуал установки в изголовье погребенного бедренной кости барана узкой частью вниз, что указывало, вследствие «неудобности» установки в таком положении, на особую значимость этого ритуала. Именно эта характерная черта во многом придавала своеобразие и отличала погребения раннемонгольской культуры от других синхронных культур восточной части евразийской степной зоны: бурхотуйской, дара-сунской и ундугунской культур Восточного Забайкалья, курумчин-ской Прибайкалья, древнетюркской (курайской) Алтая, Тувы и Монголии, сросткинской Северного Алтая, культур чаатас, тюхтятской и аскизской Хакасии. Иногда в могилу клали несколько других мясных кусков баранины, от которых сохранились позвонки. Наличие бедренной кости указывает на помещение с умершим целого бараньего стегна в качестве заупокойной пищи. Однако основное смысловое содержание этого ритуала было иным. Кость ноги барана играла роль «сульдэ» - вместилища души умершего человека, необходимой в его посмертном существовании. Весьма интересен и примечателен тот факт, что подкурганные захоронения в подбоях, сопровождавшиеся специфической деталью монгольского погребального обряда - помещением в могилы бедренной кости барана, зафиксированы далеко на западе на территории Золотой Орды в Поволжье среди памятников ХIII-ХIV вв. Подбои в них были закрыты деревянными плашками. Именно их там связывают с пришедшими из Центральной Азии монголами. Это лишний раз подтверждает этнокультурную привязку данной детали погребального обряда с средневековым монгольским этносом. Охарактеризованный выше комплекс особенностей погребального обряда объединил в одну культуру погребения ранних монголов, удаленных на сотни и даже тысячи километров от Гоби на юге до Северного Байкала на севере и от Восточного Забайкалья на востоке до Хубсугула и Хангая на западе. На начальном этапе своего развития население раннемонгольской культуры испытывало значительное влияние древнетюркской культуры. Это хорошо прослеживается в инвентаре погребений. Среди находок встречаются изделия явно тюркского облика: фигурные бронзовые бляшки сердцевидной, лировидной и других форм, иногда украшенные растительным орнаментом, наконечники ремней характерных тюркских форм и другой инвентарь. Но, в отличие от собственно древнетюркского погребального обряда, в курганах раннемонгольской культуры отсутствуют скелеты взнузданных лошадей, комплекс вооружения имеет совершенно иной состав. В то же время раннемонгольские захоронения стабильно сопровождает бедренная кость ноги барана, установленная узкой частью вниз, что, как указывалось выше, больше ни у каких других групп степного населения этого времени не встречается, даже у их непосредственных соседей - бурхотуйцев и курумчинцев. Несколько тюркизированный облик раннемонгольских погребений хойцегорского этапа VII-Х вв. хорошо согласуется с беспокойным временем падения одних кочевых держав и возвышением других, о чем ярко свидетельствует политическая история Центральной Азии в I тысячелетии н. э. Уже подчеркивалось, что уход с политической арены того или иного этноса вовсе не означал его физического исчезновения. И это убедительно подтверждают раннемонгольские погребения. Возвышение на политической арене Центральной Азии после падения Жужаньского каганата в середине VI века сначала тюркоязычных племен тугю, затем уйгуров, кыргызов вовсе не означал исчезновения с этнической карты Центральной Азии монголоязычных племен. Они по-прежнему жили в степях Монголии и Забайкалья, но уже под властью I и II Тюркского каганатов в VI-VIII вв. и Уйгурского каганата в VIII-IХ вв. Монголоязычное население степей Центральной Азии в это время испытывало на себе сильное тюркское, в том числе культурное и этническое, влияние. Об этом свидетельствует несколько тюркизированный облик инвентаря раннемонгольских погребений хойцегорского этапа. Сказалось и прямое этническое влияние тюрок, о чем свидетельствует значительная европеоидная примесь в черепах некоторых раннемонгольских захоронений, например могильника Баин-Улан II на границе Бурятии и Монголии. И, что примечательно, в этом же погребении костяк сопровождался золотыми ременными обкладками тюркского облика. Большинство раскопанных на территории Бурятии средневековых курганов относится к раннемонгольской культуре. Но наряду с ними здесь имеется несколько могильников с захоронениями тюркского культурного облика: на сопке Тапхар недалеко от Улан-Удэ, в районе еравнинских озер Исинга и Харга, в местности Хукшол в Баргузинской долине (рис. 52). Их малочисленность свидетельствует, видимо, о монголоязычности основного населения края в эпоху тюркских каганатов и о незначительном присутствии здесь собственно тюркского населения. На дюнных стоянках в южных районах Бурятии встречается керамика уйгурского типа. Однако погребения самих уйгуров пока не обнаружены. Долгое время с захоронениями знати селенгинских уйгуров связывали курганы-херексуры. Однако, как окончательно выяснилось в результате их исследования в 80-х гг., они здесь датируются концом бронзового и началом раннего железного веков, и отношения к селенгинским уйгурам не имеют. С другой стороны, в Прибайкалье, особенно на западном побережье озера, одновременно с памятниками хойцегорского этапа раннемонгольской культуры существовала курумчинская культура тюркоязычных курыкан. На курыканской территории для последней четверти I тысячелетия совершенно неизвестны памятники раннемонгольской культуры. Но они появляются там с начала II тысячелетия в Приангарье, на о. Ольхон, в верховьях Лены, долине Баргузина, в прилегающей к Байкалу Тункинской долине. По общепринятому мнению исследователей, их появление в Прибайкалье ознаменовало собой массовое проникновение туда монголоязычного населения и начало монголизации населения ос-тепненных участков этого региона. Тюркоязычные курыкане частью подверглись ассимиляции, а частью ушли по Лене на север, где, смешавшись с местным населением, дали начало формированию якутской народности. Именно с XI в. в развитии курумчинской культуры начинается новый этап. Он характеризуется постепенным угасанием курумчинского этнокультурного комплекса и заменой его комплексом раннемонгольской культуры. Наиболее ярко это проявилось в появлении рядом с костяками курыкан-курумчинцев жертвенных костей в виде бедренных костей барана, а также позвонков. В курумчинских могилах появляются не присущие курыка-нам берестяные пакеты с трупоположениями на спине вытянуто. Однако черты курумчинской погребальной обрядности полностью не исчезли. В качестве отдельных элементов они сохранялись вплоть до ХII-ХIV веков. Рис. 52. Инвентарь из погребений средневековых тюрков в Северо-Восточной Бурятии. Могильники Бухусан, Харга I, III. / - фрагмент наборного пояса. 2 - бронзовая серьга. 3,4 - серебряные многофасеточные фигурные бляшки. 5 - костяная пряжка. 6 - железные удила с псалиями. 7-10 - наконечники стрел (железо, кость). Вместе с тем, особенно после образования Монгольской империи, к монголам поступало большое количество изделий - шелковые и хлопчатобумажные ткани, предметы роскоши, зеркала, украшения и посуда, поливная керамика и т. д. из завоеванных земель: Китая, Средней Азии, Тибета и других. Особенно интересные материалы в этом отношении дали раскопки памятников дворцового типа, Хир-хиринского городища и связанного с ним могильника. Из них происходит большая часть перечисленных выше находок. Курганы скотоводов-кочевников также бывают разными по составу и богатству сопровождающего инвентаря. Одни из них содержат большое количество вещей, в том числе из драгоценных металлов, золота и серебра, другие, напротив, бедные или вовсе лишены находок. К сожалению, до сих пор неизвестны могилы монгольской знати. Это объясняется, видимо, особым способом погребения ее представителей, о чем имеются свидетельства в письменных источниках. Интересные сведения о скрытом характере совершения похорон знати, особенно ее высшего слоя - ханов и членов их семей, сообщил францисканский монах Плано Карпини, совершивший в 1245-1247 гг. по поручению папы Иннокентия IV путешествие в Монголию с целью сбора сведений о монголах. Погребения знати сопровождались человеческими жертвоприношениями, умерщвлением людей, занятых земляными работами, и случайных свидетелей похорон. Над могилами монгольской знати не сооружались какие-либо насыпи, а земля утаптывалась путем прогона над захоронением многотысячных конских табунов. В результате уничтожались какие-либо малейшие внешние признаки произведенных похорон. Делалось это, конечно, с целью предотвращения осквернения и ограбления могил, в которые помещалось множество дорогих вещей и драгоценностей. Тот же Плано Карпини оставил сведения еще об одном способе погребения знати, по-видимому, рангом пониже: «Иной же способ существует для погребения некоторых знатных лиц. Они идут тайком в поле, удаляют там траву с корнем и делают большую яму и сбоку этой ямы делают яму под землею... Мертвого же кладут в яму, которая сделана сбоку, вместе с теми вещами..., затем зарывают яму, которая находится перед его ямой, а сверху кладут траву, как было раньше...». Этот способ захоронения хорошо согласуется с раннемонгольскими захоронениями в подбое, сделанном сбоку на дне ямы. Однако в раскопанных памятниках над могильными ямами всегда сооружались каменные курганные насыпи, нередко очень плотные и мощные. А в источниках сообщается, что сверху кладут траву, как было раньше, т. е. маскируют, хотя и не так тщательно, как у высшей знати. Могильники данной культуры свидетельствуют об удивительном единстве погребальной обрядности этих племен независимо от того, жили они у берегов холодного Байкала или в жаркой, раскаленной от зноя Гоби, в горных степях Хангая и Прихубсугулья или у истоков одной из величайших рек Азии Амура. Различные группы населения раннемонгольской культуры, разделенные сотнями и тысячами километров, проживая в самых разных природно-климатических условиях, везде хоронили своих умерших по единому обряду, по одним и тем же представлениям о загробной жизни. Значит они, несмотря на разную родовую и племенную принадлежность, ощущали себя одним единым народом. Их погребальные памятники-курганы убедительно свидетельствуют о том, что в период создания единого Монгольского государства существовала и единая народность - средневековые монголы. Составной ее частью являлось и население Забайкалья того времени. (http://www.istmira.com/istdr/buryatiya-v-drevnosti/page/62/)

"Мэн-да Бэй-лу", стр.136: "... Мэн-хун причисляет их (татар) к Шатоскому поколению... История говорит нам, что Тукюэсцы, прозванные Щатосцами от степи Шато."

Да, я о том же. Просто хотел привести своих оппонентов к этому шаг за шагом, как следователь колет подозреваемых.

Все казахи говорят про отца со стороны "әкем, әкесі, әкелері, әкемнің или даже әкеңнің аузын с..." Но не все обращаются к отцу "әке". Понимаете меня?

С наступающим Новым 2018 годом администрацию форума и всех пользователей! Ко мне присоединяются все Деды Морозы Монголии.

С помощью онлайн-сервиса можно отконвертировать картинки в формат пдф, а затем склеить пдф страницы в одну книгу.

Не встречал, видимо нигде нет. Но если надо, то могу вам перепечатать (только уже на современную русскую запись) и перевести текст в PDF. Только немного подождать надо будет.

Нет, все же 2 формы названия - Тәңір и Тәңірі: https://sozdik.kz/ru/dictionary/translate/kk/ru/тәңірі/

родился и рос в городе хозяиственными делами не занимаюсь , живу с родителями , покупкои и разделкои лощади они занимались , с моеи стороны было только выделение средств

Интересно! А у меня ассоциация с хлопковыми полями и огромными дынями...

Я вас прекрасно понимаю, даже больше вас самого, вы не виноваты, просто вам сильно и долго внушали. Но по любому это не повод считать предков чужих народов и племен за своих. Тем более когда я постоянно вам предоставляю разоблачения существующих заблуждений и искажений. А мелодии в вашем видео я услышал только две - одна горловое пение лесных народов Саян, вторая это обычные китайские мотивы. У кочевых скотоводческих степных всаднических народов я думаю не могли быть такие мелодии, их мелодии должны были отражать окружающее их раздолье степи и скорость ветра всадников, степную удаль. Поэтому теперь вы послушайте более подходящую степнякам мелодию - великолепный кюй "Адай" великого казахского акына Курмангазы Сагырбайулы (1818-1889), слушая который вы будете вовлечены в необозримый простор Степи живо представив себе воинственный и вольный дух степняка-кочевника, стремительный бег лошади. В исполнении оркестра: http://audio.nur.kz/1117461-kurmangazi-kyuj-adaj В исполнении на домбре:

АКБ слушайте песню конных воинов .1.50 И перестаньте завидовать халхамонголам-прямым потомкам монголов Чингисхана!.

Ув. Zake, все сходится просто идеально даже по сведениям упомянутого вами "Халасат ал-Ахбар"! "... 19 человек царствовали в Улуг-юрте Чингиз-хана (Большой Орде) называемом Гелураном и Каракорумом". И автор начинает их перечисление в хронологическом порядке: 1) Первым из них был Угедей-каан, сын Чингиз-хана, вступивший на престол в 626 году... правил 14 лет и умер в 639 году. 2) Гаюк-Хан, сын Угедай-каана... Когда же он возвратился в отцовскую орду, то по собрании Курилтая, с согласия князей и нойонов, в последнем ребие 643 года, в собачье лето, вступил на престол Царский. Умер, царствовав один год. 3) Менгу-каан, сын Тули-хана. Царствовал 7 лет, умер в 653 году. В отношении Кубилая автор оговаривается, что его трон располагался в другом месте - в Китае: 4) Кубилай-хан, сын Тули-хана, во время смерти Менгу-Каана, находился в Хатае, и получив известие о кончине его, вступил на престол в Джинг-ту." А мы ведь с вами прекрасно знаем по другим источникам где находился великий трон, родовой юрт и центр государства при правлении Угетая, Куюка и Монке - это район Эмиля и Кобука!

Ув. Zake. Общеизвестный факт, что большинство топонимов к 19 - 20 векам были забыты или переименованы. К примеру, в Семиречье и в ВКО Казахстана большинство заменено на русские, а в Или-Казахском автономном округе Китая (далее - ИКАО) (в моей версии это и есть Керейтский улус и позже Чингизхана) большинство топонимов стали калмыцкими (в смысле джунгарскими) и китайскими. Попробуй-ка сейчас разберись где что было и чем стало. Примеры на вскидку - упоминаемый в связи с улусами Чингизхана, керейтов и найманов озеро Кызылбаш нынче всем известно как Улюнгур, озеро Джиликёль сейчас Бага-нор. И т.д. и т.п. Упоминаемый в источниках Анан-Керулен я локализую где-то в ИКАО. Это подтверждает старинное предание о казахско-джунгарских битвах в том регионе, в которых упоминается река Керолен. Получается, что Керолен и Кара-Корум были по близости, по моим расчетам это приблизительно междуречье Иртыша и Эмиля.

Нечаянно вслед за всеми чуть не ушел в оффтоп. Маньчжурская коса "сончохо" у халхасцев. Праздник "Сурхарбан": Даниил сейчас заставит их снять шляпы, повернуться спиной к юзерам и начнет доказывать, что это не "сончохо", а "айдарчики" с макушки.

Возможно. Вот для того мы тут и беседуем, что бы хотя бы немного, но прикоснуться к истине. Согласен, что иногда тяжело понять человека при виртуальном общении. Когда разговариваешь глаза в глаза, тут не только слова, но и эмоции и подтекст, а так...

Собственно все это идет из следующего пассажа Марко Поло, где в землях онгутов описаны некие «аргуны»: «Есть здесь народ, называется аргон, что по-французски значит Guasmul; происходит он от двух родов, от рода аргон Тендук и от тех тендуков, что Мухаммеду молятся, из себя красивее других жителей и поумнее, торговлею занимается побольше. Здесь главным образом пребывал поп Иван, когда властвовал над татарами и владел этими областями и соседними царствами; потомки его жили тут же и тот Жор [Георгий], кого я уже называл; и он из роду попа Ивана, шестой государь после попа Ивана». Тендук это область Тяньдэ, земли онгутов.

Вот прямо-таки с большим удивлением наблюдаю как раз за разом критики Гумилева ссылаются на рецензию Васильева как на образчик синологической критики. Я хорошо знал и Л.Н.Гумилева и К.В.Васильева. От Васильева мне перешла его библиотека, очень хорошо подобранная и питавшая меня до эпохи интернета. Я испытываю к Киму Васильевичу искренню и глубочайшую благодарность по сию пору. Васильев был крупный синолог, в предмете разбирался хорошо и дело свое знал. Но его рецензия, написанная им в юном возрасте (он был тогда аспирантом), вызывает противоречивые чувства. Книжка Гумилева это обстоятельное и хорошо изложенное общее знание о сюнну по состоянию примерно на середину ХХ века. Никаких открытий собственно о сюнну там нет, просто это первое связное изложение очень крупного исторического явления. Ясно, что до него писали тоже, но все -таки там совсем уж древние представления об историографии. И по большей части все это было пересказом китайцев. Кроме того и главным образом, Гумилев одним из первых поставил проблему целостного описания региона: он выделил Центральную Азию как единый целостный регион и описал приличный кусок его истории. Это, собственно, и определяет место Гумилева в историописании, а вовсе не находки новых фактов о гуннах. У Гумилева поэтому есть свое место в историографии и место это почетное. Что, ясное дело, совсем не означает, что его книжка свободна от критики. Собственно, я пока таких совершенных произведений прочесть не удосужился. Но критика критике рознь. Проблема с рецензией Васильева состоит в том, что почти все (!) элементы, приведенные рецензентом, не являются ошибками Гумилева. Но являются заблуждениями Васильева. Приведу их разбор по цитируемой статье, ее лучше открыть в соседнем окне браузера. 1. Гумилев упоминает -1764 год и говорит, что хунны впервые упоминаются в китайской истории. Васильев отвергает это, говоря, что “утверждение основано на сведениях, заимствованных из средневековой комментаторской традиции (в передаче Н.Я. Бичурина)”. Это очень странно, поскольку следом за опровержением сам Васильев приводит слова Сыма Цяня: “Предком сюнну был наследник рода Ся-хоу по имени Шунь-вэй”. Это не комментаторская традиция, это Сыма Цянь. (И не только, кстати, такой же факт есть в Шибэнь, независимом от Цяня источнике и более раннем.) Сыма Цянь относит сюнну в китайской истории впервые к этому времени, это факт. Дата безусловно легендарная, самые сведения о династии Ся появляются в Китае очень поздно, только при Чжаньго. Но Гумилев же и не утверждает правильности датировки, он пишет о факте упоминания. 2. В том же абзаце называется ненаучной гипотеза Гумилева о “прахуннском субстрате”, который образовался в результате смешения беженцев Шуньвэя и аборигенного населения. Ясно, что “беглецы Шуньвэя” это метафорический образ, но фактом является то, что сюнну, и другие насельники пространств к югу от Гоби, это несомненно симбиоз переселенцев из Китая (это не значит одних только китайцев!) и местного населения. 3. В следующем абзаце обсуждается поход Сюань-Вана на сяньюней в -822 году и критикуется отождествление сюнну и сяньюней на основании того, что “в современной востоковедной науке преобладает отрицательное отношение к традиционной идентификации древних сяньюней и исторических сюнну”. Это очень плохо. Истины не устанавливаются голосованием и не подтверждаются популярностью. И потом, строго говоря, большинство исследователей тогда (1961 г.) как раз считало сяньюней предками сюнну. Просто потому, что китайские современники сюнну так полагали без всяких исключений. Мнение Халоуна и Де Гроота о невозможности фонетического отождествления сяньюй и сюнну не имеет никакого веса, поскольку сами они фонетикой никогда не занимались и даже научного подхода к этой проблематике в их время не было. В 1961, когда писал Васильев, уже был издан словарь Карлгрена, а в Питере были старый Колоколов и молодой Яхонтов, у которых можно было проконсультироваться. (Колоклов был за отождествление, а Яхонтов против.) Я, в общем, не утверждаю, что Гумилев и Сыма Цянь правы. Это непростая проблема. Я говорю, что так нельзя критиковать, это за пределами науки. 4. В том же абзаце опровергается упоминание Сыма Цянем сюнну под -318 г., поскольку в Чжаньго Цэ в этом эпизоде упомянуты ицюй. Васильев был специалистом по Чжаньго Цэ и знал памятник хорошо. Он несомненно знал, что Чжаньго Цэ был скомпилирован позднее Шицзи. Он, как и все тогда, полагал, что Сыма Ценю была доступна какая-то ранняя версия этого труда. Последние текстологические исследования однако показали, что это не так. И Шицзи, и Чжаньго цэ это независимые компиляции более ранних материалов, причем Шицзи составлен раньше (в подавляющей своей части и во всяком случае в части повествования о сюнну). Следовательно, их толковательная база по меньшей мере равно достоверная. Кроме того, известно, что ицюй это составная часть сюнну. Да, они жили и в Китае, причем давно. Более того, они достигали там чрезвычайного влияния и силы, но все же при империи это просто одна из составных частей гуннов, причем по-видимому ицюй входили в самое ядро сюнну. Вопрос их отождествления таким образом не может быть сведен к простой “ошибке” древнего компилятора. 5. Говоря о 2-й половине III в. до н.э. Васильев очерчивает территорию сюнну восточной частью современной Внутренней Монголии, ссылаясь на статью Халоуна “К вопросу о юэчжи”. Мы однако знаем, что как раз в это время сюнну занимали также Ордос (их оттуда прогнал Цинь Ши хуанди) и по крайней мере крайний запад Ганьсу (там была столица Маодуня). 6. Далее критикуется позиция Гумилева по динлинскому вопросу. Строго говоря, никаких особенных подвижек здесь с тех времен не появилось. Сведения источников скудны, да и сами китайцы никакого особенного внимания европеоидности не уделяли. У нас есть поздние свидетельства об “обезьяноподобности” потомков динлинов и из этого наблюдения можно что-то почерпнуть, но вряд ли это серьезно. Европеоидность была таким коньком немецкой довоенной литературы, они повсюду искали арийцев, Гумилев это состояние историографии и отразил. Некоторые, кстати, этих арийцев по привычке ищут по сию пору в самых неожиданных местах и ничего, как-то живут. Но вообще-то как гипотеза “белокурость” динлинов вполне имеет смысл. Может быть не в антропологическом смысле, а каком-то ином. Вряд ли тут есть повод для особой критики. 7. Дунху и хоры были связаны Гумилевым и раскритикованы рецензентом. У Гумилева есть анахронизм, но нет ошибки. Потомки дунху и есть хоры тибетских хроник. 8. Цюэшэ и кыпчаки. Это идентификация Я.Де Гроота и Й.Маркварта, поддержанная фонетически С.Е.Яхонтовым, а не Гумилева. Знать мы этого достоверно не можем, но фонетически соответствие выглядит очень хорошо. 9. Жуны в оазисе Хами. Жуны это родовое название для всех западных народов. Хами находится на северо-западе и они, конечно, жуны для древнего китайца. Далее Васильев пишет престранную вещь “процесс исчезновения жунских племён с исторической арены (иными словами, процесс растворения их в массе китайского населения, VII-IV вв. до н.э. [20]) завершился за несколько столетий до «открытия» Синьцзяна китайцами.” Это не лезет ни в какие ворота. Никаких китайцев в массовом количестве в Синьцзяне не было вплоть до маньчжуров, а уж какое-то заметное растворение местного населения начинается примерно с середины ХХ века. Жуны, кем бы они ни были, само собой растворялись в ком-то (или растворяли пришельцев), но уж совершенно точно не в китайцах. 10. Гумилев спутал Хань Синя и Лю Синя. Тут Васильев прав, а не прав Бичурин, за которым следовал Гумилев. 11. Таласская битва и эпопея Чэнь Тана и Грань Яньшоу. Васильев: ”Вопреки истине Чэнь Тан изображён здесь как авантюрист, в своекорыстных целях организовавший поход в Среднюю Азию (36 г. до н.э.). Как известно, основной источник информации об этих событиях — «Биография Чэнь Тана» в «Цянь Ханьшу» [22] — совершенно определённо свидетельствует, что выдвинутое Чэнь Таном требование уничтожить диктатуру шаньюя Чжичжи в Кангюе было продиктовано лишь интересами защиты китайских владений в Западном крае. ” Во-первых, Биография Чэнь Тана совершенно определенно свидетельствует, что Гумилев был прав. Ханьский двор рассматривал этих господ как авантюристов и речь вообще шла об их казни. Более того, обнаруженные недавно отчеты ханьской пограничной заставы свидетельствуют о том, что поход против Чжичжи был предприятием южных сюнну и усуней, которые использовали ханьских офицеров как прикрытие цареубийства. Империя Хань не имела к этому никакого отношения, не желала убийства Чжичжи, хотя и в полной мере им воспользовалась. 12. Исчезновение динлинов с исторической арены. Динлины действительно упоминаются и позже. Но под разными именами (Чилэ и прочими). Здесь не ошибка, а скорее спорный вопрос. 13. Рабство у сюнну. Васильев отмечает противоречие - по Гумилеву “рабство сюнну знали”, но “признаков работорговли мы не находим”. Собственно, никакого противоречия тут нет. Рабство не непременно подразумевает работорговлю. Долговая кабала или плен, например, могут вести к рабству, но не подразумевают обязательной работорговли. Эпизод с пленными китайцами вроде бы говорит об обратном. Но во-первых, может быть трактован как “выкупили китайцев” (т.е. освободили), а во-вторых, относится скорее к рабовладению у цянов, что отмечается вполне широко в литературе. 14. Рассуждения о классовой борьбе у сюнну. О них у Гумилева не сказано, зато сказано у Васильева. Здесь дело понятное - сначала надо доказать применимость понятия класс, потом доказать наличие классов у сюнну (т.е. противопоставления групп людей по признаку отношения к средствам производства), а потом уж можно и противоречия искать. Ясно, что этого у Васильева нет. Зато критикуется борьба партий, красочно описанная у Гумилева, хотя партии-то как раз есть в источниках прямым текстом, тогда как с классами там туговато. 15. Соотношение цюэшэ и динлинов. Гипотеза Гумилева. На мой взгляд, Васильев прав, но вообще-то у Гумилева есть своя логика: он считал, что оба народа живут в одном месте. Это шаткое утверждение, но нельзя сказать, что голословное. 16. Усуни, лоуфань и байян потомки жунов. Ну, вот западные инородцы все жуны, если их рассматривать китайском понимании. Если считать жунов этносом, как думает Васильев, то утверждение Гумилева спорно. Не ошибочно, а спорно. 17. Отождествление лоуфань и байян с тангутами. Гумилев не пишет этого, он говорит, что они жили в одних местах. Так оно частично и было в Ордосе. В худшем случае это анахронизм. 18. “Инфильтрация северокитайской материальной культуры и северокитайского антропологического типа в Южную Сибирь в XII в. до н.э. была связана с перекочёвкой сюннуских племён (стр. 31). ” Гумилев понимает сюнну максимально широко, в имперском смысле. И в этом смысле его утверждение имеет право на существование. Поставь вместо “сюнну” выражение “предки сюнну” и под ним подпишется большинство археологов. 19. “Развитое кочевое скотоводство” на юге Гоби в конце II тысячелетия до н.э. Слово “развитое” может вызвать неудовольствие, но позиция Васильева о преобладании в степях к югу от Гоби “племен с осёдло-земледельческим укладом хозяйства” еще более уязвима. 20. “Отождествление культуры плиточных могил (в Забайкалье) с раннехуннской культурой”. Это спорная гипотеза, но в те времена ее придерживались очень многие. Ничем не хуже всяких других предположений. 21. “Значительные трудности для читателя создаёт то обстоятельство, что в рецензируемой книге сосуществуют две различные системы транскрипций китайских иероглифов: система Н.Я. Бичурина, выработанная в первой половине прошлого века, и современная, общепринятая.” Это абсолютная правда. Но Васильев и сам пишет Кангюй. 22. Иногда встречаются и прямые искажения китайских имён и фамилий. Так, автор пишет «Ван Кай» вместо правильного «Ван Хуэй» (стр. 102), «По-ну» вместо «Чжао Бо-ну» (стр. 125) и т.д. Вообще-то Чжао Пону и есть. Это исчерпывающий список конкретных фактов из рецензии. Как хорошо видно, Гумилев был значительно более корректен в изложении фактов, чем Васильев. Гумилев, конечно, больше компилятор с точки зрения фактуры. Выше я писал, что его реальные достижения заключаются не в этом: Гумилев де-факто выделили новый исторический объект - Центральную Азию и рассматривал события как внутренне логические, а не как реакцию дикарей на поползновения высоких цивилизаций. Это очень много, мало кому такое в жизни дано. Однако Гумилев и в деталях вполне точен, пусть и с чужих слов. (А что есть предмет историка как не умение внимательно слушать чужие слова?)